Марьица (входя). Вот она, где ты.
Абрам. Кто ж лучше?
Глаша. А Живуля; он хоть богатый. (Марьице, которая подошла теперь к ней.) Ты, что ж, одна гуляла? (Василью.) Тебе, знать, после московских, наши не показались. Один бродишь.
Василий. Может и ходил с кем, да один остался.
Глаша. Разве...
Марьица. Полно тебе. Уж в круг встали.
Глаша. А в круг, давай "царевну" доигрывать. Я теперь царевна. (Девушкам.) Начинай. (Абраму.) А ты круг города бодрей ходи.
Начинается игра; под звуки песни занавес опускается.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Роща
ЯВЛЕНИЕ I
Пелепёлиха, бедно одета, на пне сидит; сынишка ее грибы собирает; подле нее кузов стоит.
Пелепёлиха. Ты собирай, гляди, которые поменьше. На большие не зарься.
Сынишка (подбегая). Этот хорош ли будет?
Пелепёлиха. Покажь-ка! (Он показывает.) Ох, дурак, дурак! Бить тебя! Болван какой вырос,-- поганки от гриба отличить не Умеет.
Сынишка (с жаром). Он же большой.
Пелепёлиха. Пошел, болван. Брось его! (Мальчик уходит, она вслед.) Да хороших, болван, набирай, не то драть буду.
ЯВЛЕНИЕ II
Пелепёлиха и Живуля.
Живуля (входя). То-то слушаю: чей голос такой приятный да ласковый будет? Боярской ключнице челом бью.
Пелепёлиха. Ты хоть не смейся! Прогнал ведь. Прогнал, не вспомнил. С неделю его не видала. Иссохла вся.
Живуля. Сердцем сохнешь?
Пелепёлиха. Им, сердцем,-- еще чем же?
Живуля. Храни бог, телом начнешь. А сердцем,-- оно не видно.
Пелепёлиха. Не видно, а в щепку сердце иссушилося. Не поверишь ведь: не ем ничего, на еду вовсе не зовет.
Живуля. И сердце в щепку, и не ешь ничего,-- а не видно. Аль присесть мне, побеседовать? (Садится на другой пень.)
Пелепёлиха. Присядь уж, побеседуй. Все-то от меня отступилися. Кого прежде била, рыло от меня воротят. Каково мне теперь терпеть-то!
Живуля. В морду била, а они рыло воротят. И-ах! Ты что же теперь думаешь?
Пелепёлиха. О чем думать? Не о чем мне теперь. Прежде бывало встану только, с утра думы в голове: в которое платье одеться, серьги какие нацепить, за обедом что есть будем? А теперь как ничего-то нету, и думы нету.
Живуля. Без думы, чай, легче?
Пелепёлиха. Где легче-то? А сердце?
Живуля. Про сердце забыл. Что ж, на судьбу теперь плачешься?
Пелепёлиха. Еще как плачусь-то. Не на одну нонешнюю, на все судьбы плачусь.
Живуля. После такого житья -- диво ли?
Пелепёлиха. Житье что! А вся-то судьба моя какова? Родилась я девка дородная, из себя красивая! А что из того? Мне бы по красоте и дородству в боярынях быть.
Живуля. Ну, и по уму.
Пелепёлиха. Ум что,-- ум дело наживное. Ведь смолоду куда я девка глупа была, а Парфено-т Семенычу показалася. И в руки его забрать сумела же. И в каких еще рукавицах лет десять держала, в ежовых! Так вот он, твой ум что -- плевое он дело.
Живуля. Плюнь, да ножкой разотри -- вот он ум.
Пелепёлиха. Коль красота моя на него, злодея-варвара, не действует,-- ум что!
Живуля. Разотри, говорю.
Пелепёлиха. А еще думаю; под Москвой жить, этак не тосковала бы.
Живуля. Меньше?
Пелепёлиха. Вот, как теперь же, грибков набрала бы, и пошла, поспрошала бы: царь, аль царица на богомолье куда не едут ли? Потом на дороге стала бы; как царица подъехала, челом ударила, грибков поднесла: она меня пожаловала бы, рублем отдарила. А здесь гриб, на что он?
Жигуля. Бросить. А на Москве бы: боярин какой богатый, царицу провожал, тебя увидел. Тут ему и смерть пришла бы. Взял бы тебя, и ты, глядь, в терему сидишь: не то за семью замками, семью печатями запечатана.
Пелепёлиха. И верно: замуж за себя взял бы.
Живуля. Как не взять-то! особенно узнай какого ты роду. Панья ведь, сказывают.
Пелепёлиха. Панья и есть, только подмененная.
Живуля. То-то толкуют: батька-де у нее велик человек был -- у короля Литовского на поварне посуду мыл.