— Понятия не имею, о какой сказке ты говоришь. У нас собственный фольклор, не припомню ничего подходящего к случаю, — дипломатично ответила я, несколько нервничая, потому что как раз бежала к Лиллайе, чтобы показаться в платье и исправить некоторые огрехи во внешности. Тем не менее, осторожно шагнула в комнату, чтобы хоть немного придать разговору приватности. Ставить в известность всех обитателей этого дома о содержании наших бесед, что прошлой, что нынешней, в мои планы совсем не входило.
— И ты постоянно посылаешь совершенно смешанные сигналы. То требуешь поцеловать, то гонишь прочь. То заявляешь во всеуслышание о своих незаконченных планах. А потом водишься с моим ужасно самонадеянным братом, а следом и вовсе целуешься с другом, моим другом! Кто ты, женщина?! И что тебе здесь нужно?!
Я рванула из комнаты вон, но он опередил меня, одним движением схватив за руку, а другим, захлопывая передо мной дверь. Воздух пришел в движение, неся с собой едва заметную, сладкую еловую свежесть. Так всегда пахло от Иллая — лесом.
— Не так быстро, милая. Ты не ответила ни на один из моих вопросов, — очень близко проговорил он, в упор глядя на меня вечно меняющими цвет, сверкающими глазами. Его щеки пылали. Впрочем, полагаю, не так сильно, как мои.
— И не собиралась, — я отчаянно выворачивала предплечье, пытаясь освободиться. Напрасные старания. Как будто мне когда-нибудь бы это удалось. А может, я просто не очень-то этого хотела? Аккуратно соблюдая грань между борьбой и покорностью, чтобы его рука не выпускала мою. — А ты! Что делаешь ты? — перешла я в наступление, защищаясь. Дышать было очень трудно. — Без конца обвиняешь меня в чём-то, подозреваешь, постоянно провоцируешь. Или вдруг делаешь вид, что тебе не всё равно. Очень натурально, между прочим! Или… — тут я смело подняла голову вверх, намереваясь встретить его взгляд. Этого я и ожидала: глаза Иллая сузились и были почти чёрными. — Или и вовсе убиваешь!
Это был совсем нечестный приём. Я прекрасно знала. Его рука дрогнула, и он почти отпустил мою, однако выражения лица осталось тем же, что и прежде. Резкие скулы под чуть заметно обветренной кожей, красивый прогиб щек — не смотри ниже, Делия! — круто вздёрнутая правая бровь и узкие треугольники пугающе тёмных глаз. Мы застыли друг напротив друга не отпуская взгляда, не двигаясь и, кажется, не дыша. В его глазах было сразу столько, что я не выдержала и прикрыла свои, опустив голову. Понять это было нельзя. Как можно смотреть одновременно гневно, вопросительно и… нежно?
— Взгляни сюда! — Иллай вдруг потащил меня к окну. — Сюда, — громко шептал он, коснувшись самого края его. — Здесь была твоя рука, и здесь. Я всё ещё вижу твой след. Он светится для меня, — Иллай вёл своей рукой мою по давно оставленной дорожке, словно я провела по ней краской тогда, и она всё ещё видна. Он направлял меня по всей комнате, и касался моими пальцами там, где я прикасалась ими прежде. — Я вижу их все! — шептал он над моей головой. — И здесь, где ты лежала на полу, и твои волосы разметались вокруг. И даже здесь, — закончил еле слышно, указав на кровать коротким движением головы.
Я вздрогнула. Но как?
— Твоя энергия, что ты оставила, сказала мне, — он развернул меня к себе. — И там, у стены, там я вижу твой след тоже. Его нет ещё. Пока нет, — закончил одними губами.
Это был запрещённый приём тоже. Что мне было теперь делать? Иллай всё ещё держал меня за руку. Или я его? Я вдруг поняла, что обе наши руки крепко сжаты. Мы держались друг за друга оба! Но самое ужасное, что я не хотела свою руку разжимать. Или тем более, чтобы он разжал свою. В меня словно вливалась настоящая жизнь через это прикосновение.
— И ты ведь не думаешь, что я поверил в то, что вы устроили там с Каримом? — Он кривовато улыбнулся.
У меня гулко бумкнуло в груди. Интересно, проверяет, или действительно знает, в чём дело?
— Вообще-то, думаю, — довольно самоуверенно заявила я.
— Зря, — он взял мою вторую руку и тоже осторожно сжал, — Я понял, что это подделка. Хоть и не сразу, — обезоруживающе наморщил лоб.
— Лучше бы ты принял это за правду и возненавидел меня, — произнесла почти неслышно.
— Дели, ненависть чуждое мне чувство. Я могу расстроиться, даже рассердиться, но ненавидеть, слава Богу, — нет.
— Как ты узнал? — слишком резко вырвалось у меня.
— Он случайно приоткрыл и тебя тоже, когда показывал, как… — он чуть запнулся на этих словах, — целует тебя. И я увидел тебя, — сглотнул и снова сдвинул брови, — твою боль. Я думал сначала, что испытывал это сам, — добавил серьёзно, — Как ты могла решиться на такое? — он ещё крепче сжал мои руки. Растеряно прошептал, — Зачем?