Да ведь она с утра ничего не ела!
Рудольф сперва словно бы не замечал, что происходит у него в комнате.
Затем вдруг, покраснев как рак, он подошел к кухарке.
— Пани Реза! — начал он торжественно. — Гозвольте представить вам эту девушку — барышню...
Ничто более не могло развеселить старую каргу, и она не преминула подсказать с ехидцей:
— ...барышню Люцию?
— Да-да, именно, барышню Люцию, мою невесту, — все так же невозмутимо и серьезно закончил Рудольф.
— Какую еще невесту? Чай, была уж сегодня у вас одна помолвка. Может, вы там и поженились уже...
Ох, и язва же была Реза!
Однако Рудольф преспокойно продолжил:
— Если бы вы не удостоили нас визитом, я бы спустился к вам, чтобы сообщить первой... Но раз уж вы тут — давайте сразу покончим с долгами.
Сбив двумя указательными пальцами в пачку Люцкины деньги, он подал ее Резе:
— Вот наш долг, пани Реза. Как я вам благодарен!
Начисто сраженная новостями, только что не лишившаяся дара речи, прятала кухарка вновь обретенное богатство под старый передник... Вот так, естественным образом, отпала главная причина ее раздражения против Люцки, возникшего, конечно же, только после принесения Люцкой кровавой жертвы.
Тем бы, вероятно, и завершился визит Резы, но Рудольф вздумал все поставить на свои места. Чувствуя себя виноватым перед Люциной, он снова обратился к Резе, стараясь как можно меньше подчеркивать разницу между хозяином и кухаркой:
— И еще кое-что, дорогая Реза! Если бы это была не ты, я бы любого: выставил за дверь без церемоний. Но тебя, Резочка, никогда!
Тут бикфордов шнур мины устаревшей конструкции догорел...
Комично расшаркавшись перед Люциной, сидевшей, закрыв лицо руками так, что только кончик носа выглядывал, Реза сделала несколько не менее смешных книксенов и елейно пропела:
— Ручку целую, барышня!
Взрыв был неминуем. Уперев руки в боки, она добавила:
— Тьфу!!!
И поспешно удалилась, правда, не так быстро, как ей хотелось бы, зато столь тяжелым шагом, что даже рюмки на столе звякнули о бутылку. Правда, учитывая ветхость дома Могизлов, удивляться этому не следовало.
Люцке срочно нужны были иголка с ниткой, дабы пришить оторванные застежки.
Рудольф и в этом ей угодил.
Игла сохранилась у него на клочке солдатской шинели в куче других мелочей, оставшихся от службы в армии...
Когда через полчаса Реза вернулась сообщить им, что хозяйка не намерена терпеть подобные безобразия под крышей собственного дома — «да, да, так и просила передать — под крышей моего дома»! — дверь уже оказалась запертой, и Реза, не достучавшись, поняла, что птенчики благополучно выпорхнули из гнезда...
В это время они действительно были уже на полпути в Страшницы, чтобы забрать Люцкину рубашку — не пропадать же добру!
А в родной дом Рудольф Могизл так и не вернулся. Впрочем, однажды приехал за своим нехитрым скарбом.
Нужно, правда, добавить, что в тот же день булочнице Могизловой привалило счастье.
Вечером в сопровождении матери к ней заявилась Дольфи. В запасе у них после неудачной помолвки оставалось еще полдня, и они примчались как угорелые, решившись, видимо, в последнюю минуту прибрать-таки к рукам то, что чуть не уплыло от них.
Ан нет — было да сплыло...
Время еще не вышло, да только дело поправить было уже не в их власти.
Могизлова долго испытывала их любопытство, говоря о том о сем, но напоследок попотчевала их новостью о пане Рудольфе и служанке Люцине, преподнося многочисленные подробности по ложечке, предварительно посолив, поперчив и основательно заправив, так что ее милые гостьи чуть не задохнулись от обиды и злости.
Хозяйка думала даже позвать Резу, которая могла подтвердить ее слова.
Предложение осталось без внимания, его просто пропустили мимо ушей. После небольшой паузы мать Дольфи затрещала о том, как было сегодня жарко, а потом в ужасе вспомнила, что, когда они шли к Могизлам, вроде бы собиралась гроза, скорее пора домой, чтобы не вымокнуть до нитки на обратном пути.
А Могизлова их и не удерживала.
...Когда доктор Бур, обычно следивший за судьбой своих пациентов, счастливо изменивших внешность благодаря его искусным рукам, узнал, что Рудольф женился на Люцине, он сказал: