К пародированию действительности Чапек-Ход впервые прибег в «Турбине». В этом же романе он остроумно полемизировал с предпринимателями от литературы, пародируя ставшие штампами сюжетные ситуации и счастливые концы. Например, избитый сюжетный ход — дочь богача, которую спасает красивый и мужественный юноша-бедняк, — у чешского романиста завершался совершенно неожиданным поворотом. Тинда не только не стала женой Вацлава Незмары, спасшего ее от насильника-плотогона, но после банкротства отца вышла замуж за другого необеспеченного человека, композитора, а Вацлав вернулся к заброшенным было занятиям спортом.
Снижая мелодраматические ситуации введением бытовой детали, Чапек-Ход в то же время не упускал из виду возможностей, которые давали литературные штампы для построения увлекательного повествования. Супружеское счастье Мани с Зоуплной, купленное ценой отказа ярой феминистки от своих идей и астронома от занятий любимой наукой; романтическая история любви Тинды и Вацлава с поцелуями через решетку на окне; ненависть Армина Фрея к Уллику, причину которой автор долго скрывает от читателя; атмосфера загадочности вокруг Армина Фрея, развеивающаяся лишь в последних главах романа, — мотивы, перекликающиеся с теми, которые часто эксплуатировала развлекательная литература.
Заглавие романа — «Турбина», в котором соединялись наименование конкретного механизма и прозвище героини — служительницы муз, придавало произведению характер символа индустриальной эпохи, подавлявшей истинную духовность. Символика высвечивала смысл романа и расширяла сделанное в нем обобщение до иносказания. Пародия на буржуазную действительность, созданная Чапеком-Ходом, выражала насмешку над предпринимательством и в то же время была реалистическим изображением его исторической перспективы. В этом отношении «Турбина» принципиально отличалась от произведений экспрессионистов, в частности, Ф. Кафки, у которого условность получила безраздельное господство ради выражения авторской идеи. В «Турбине» Чапек-Ход типизировал изображаемую действительность. Приемы же, выработанные символизмом и экспрессионизмом, играли у него важную, но все же подчиненную роль.
Судьбы главных действующих лиц «Турбины», которыми стали члены семьи Уллик, непосредственно связаны с положением дел на фабрике. В свою очередь, все второстепенные персонажи были представлены в более или менее тесных отношениях с Улликом, его детьми или Армином Фреем. Таким образом, в произведении чешского писателя соединились традиционный для европейского реализма семейный роман с развивавшимся в 1910‑е годы романом о капиталистическом производстве («… и компания» Ж.‑Р. Блока, «Туннель» Б. Келлермана и др.). Это позволило Чапеку-Ходу, как впоследствии М. Горькому в «Деле Артамоновых», показать возникающие в ходе производства отношения классов и социальных слоев, разделенных между собою в сфере быта почти непроходимой преградой. Так в житейский мир романа «Турбина» вошли крупные предприниматели и пролетарии, художественная богема и научная интеллигенция, представители гибнущего ремесленничества и великосветских салонов. Новаторским роман Чапека-Хода был и в другом отношении. От реалистической условности и пародирования действительности в «Турбине» тянулась цепочка к «Похождениям бравого солдата Швейка» Я. Гашека, а от одновременного пародирования действительности и развлекательной литературы — к «Войне с саламандрами» и другим произведениям К. Чапека.
Самое плодотворное для Чапека-Хода десятилетие 1917—1927 годов открылось романом «Антонин Вондрейц. Из жизни поэта» (1917—1918). Тему «лишнего человека», которым стал для своего окружения талантливый поэт-экспрессионист, Чапек-Ход развил в социально-психологическом плане. Причина драмы Антонина Вондрейца виделась писателю в конфликте большого художника с мещанством и в его неспособности преодолеть мещанина в самом себе. Проблема борьбы с обывательством в общественном сознании стояла тогда чрезвычайно остро. Об этом свидетельствует то, что С. К. Нейман, возглавлявший в 1920‑е годы чешскую революционную поэзию, в своих «Красных песнях» (1923) поместил стихотворение «Поле боя в нас», где уподобил преодоление мещанской психологии сражению на поле брани. «Убьем, убьем в себе обывателя... защитника тьмы и лжеца!» — писал С. К. Нейман. Герой романа Чапека-Хода погибал, истерзанный внутренней борьбой и непониманием со стороны самых близких ему людей, но «Антонин Вондрейц» звучал как гимн поэтическому вдохновению, возвышающему художника над всем мелочным в собственном духовном мире и над безжалостно злой судьбой.