Вильям понимающе кивнул и отпил чаю. Вряд ли кто-то сможет внятно ответить на его вопрос. Он, дипломированный мозгоправ, который может даже с буйным найти общий язык, перестал находить общий язык с самим собой. Пожелав Ликке хорошего вечера, Вильям забрал кружку с чаем и пошёл к себе. У него есть над чем подумать, в верхнем ящике комода его ждал верный помощник — блокнот, который он принёс сюда в самый первой день работы.
Итак, что он имеет? Кольцо на указательном пальце и размагничивающее устройство, больше ничего. Маленькая дверца, комната внизу. Это должны быть реальные объекты. И, с учётом того, что пациентов ночью уводят туда, это должно быть расположено так, чтобы не нужно было ходить мимо поста. Может, что-то вроде люков в полу? Нет, вряд ли. Прямо под ними отделение дожития. Не им же на голову? Да и там бы уже врачи заметили. Вопросов всё больше. Не умеет он добывать ответы, зато как хорошо научился задавать вопросы. Выудить что-то из головы пациента в принципе не просто, но в этот раз всё как-то особенно тяжело. Потому что ни разу ещё он не был ограничен во времени. Дитмар сказал, что хочет дожить до Рождества, и почему-то мозг тут же выделил это как дедлайн, и если до того Вильям не разберётся, может случиться что-то ужасное настолько, насколько возможно. Судорожно зарывшись пальцами в волосы, он снова взял в руки карандаш. Комната внизу. А если подвал? Пациенты наверняка сопротивляются, кричат, а вот если эта комната в подвале, то можно и не услышать. На первом этаже ночью только охрана на посту, и всё. Но как незаметно вывести туда пациента? Маленькая дверца. Не люк же. Профессор сказал, что уже осматривал вентиляцию, и туда бы никто не пролез. Хотя щуплый Дитмар мог бы, конечно. А вот тот же мистер Бейкер или там мистер Смит — нет. У первого был живот, да и он в принципе был тучным мужчиной. А у второго были широченные плечи, хоть он был костлявым, не прошли бы именно плечи. Что может быть маленькой дверцей? Все двери в отделении были одинаковыми, даже в кладовку вела такая же створка, как и в остальные комнаты. Только в палаты были полуторные, а в кладовки чуть более узкие, чем в кабинеты. И что за друг Дитмара, который хочет помочь? Верить в мистику не хотелось, она оправдывала собой любой бред, любые события просто потому что мистика же. Излишне в неё уверовав, можно потерять все остатки здравого смысла, и тогда даже пролитый по неосторожности кофе станет проделками полтергейста. Нет, нужно до последнего сохранять критическое мышление и попытаться сначала приложить к ситуации все не мистические объяснения.
Часы показывали половину одиннадцатого, сна не было ни в одном глазу, но буквы уже начали плясать, а смысл — сбегать под кровать. Вильям потёр глаза рукой. Нет, хватит этих мытарств. Сейчас пойдёт, выпьет на сон грядущий горяченького чая и ляжет спать. От того, что он будет пялиться в блокнот, ничего нового он не надумает. Тихонько спустившись на первый этаж, чтобы не разбудить менее нервных коллег, он уже пошёл к столовой, как замер. Кто-то явственно рыдал. Тихо, беззвучно, только тягая сопли и тяжело дыша. В комнате отдыха горел тусклый свет, значит, кто-то так же, как и он, не может спать. Остановившись в проёме, он поджал губы, рассматривая Лэри, сидящего с ногами в кресле. Он прикрывал рукой глаза и пытался проглотить рыдания.
— Лэри, — Он вскинул красное опухшее лицо на Вильяма и сжался в кресле.
— Я что, так громко сморкался? Прости…
— Нет, я просто не спал, — Вильям уже хотел пройти дальше, в столовую, но тяжело вздохнул и подошёл к Лэри. Он не может всё так бросить.
— Что с тобой? У меня умерли трое пациентов, убили себя сами, изощрённо, жестоко. Луиса же убили, ни ты, ни он тут не виноваты, — он положил Лэри руку на плечо, отчего тот вздрогнул. — Что с тобой, расскажи. Пожалуйста.
— Я не думал, что всё повторится… Блять, — Лэри всхлипнул и закрыл лицо руками, снова захлёбываясь воздухом.
— Может, воды принести? Или там успокоительного?
— Я и так на успокоительных. Мне гораздо легче, чем неделю назад… Ма… — он болезненно захлебнулся и откашлялся, пытаясь вернуть себе голос. — Ма-а… Мать. Мне было шесть, когда она повесилась, — Лэри запрокинул голову в потолок и сцепил зубы, с бульканьем втягивая воздух. — Она бросила меня на отца, на его новую жену… На эту старую клюшку бабку… Как я её ненавижу! — Вильям всё же решил обнять его, чтобы тот так не захлёбывался воздухом. Ещё немного — и истерика дойдёт до пика, надо чем-то снять.
— Знаешь… Дитмар сказал очень интересную вещь. Что наши страхи — оружие. Не только пациентов, но и наши, — Лэри поднял на него зарёванное лицо. — Ты никому не рассказывал об этом?
— Главврачу перед похоронами. А так может и ляпнул где-то, не помню… Я не поверил, что Луис повесился, не поверил, потому что не может быть таких совпадений! Не может! — С сиплого шёпота он сорвался на вскрик и тут же закрыл рот руками. — Я теперь думаю, что, может, и мать убили. У меня какие-то приступы паранойи… Как я устал от допросов, от этого всего… Когда меня уже отпустят… Я даже работать не хочу уже, хочу уехать только отсюда…
Вильям прижал его к себе, давая опереться, и поднял с кресла. Нет, всё же нужно воды, а ещё лучше горячего чая. Он знал, что даже присутствие кого-то рядом иногда помогает пережить самые сложные моменты жизни. Нужно только не принимать всё к сердцу. Хотя это будет самым сложным делом, уже поздно, уже не получится. Ощущение чего-то, что надвигается на них всех громадой, невозможно было отогнать. Все врачи отделения, весь персонал, это уже так просто не скрыть. Они все боятся.
Бежит. Быстрее и быстрее, спотыкаясь, оскальзываясь. Лес, какой-то красный, отвратительный, красный тусклый свет от красной луны, туман стелется по земле. Красная трава шелестит, как бумага, режет босые ноги, и вдруг увеличивается, тянется к шее. Или он становится меньше? Кто-то идёт. Кто? Пригибается, прячется в траве. Почему трава такая высокая? Свет, резкий, как от прожектора, страх. Прячется в траве, потому что кто-то дышит. Громко дышит, очень громко. Свет исчезает, и он поднимает голову над травой. Боже, что это? Человек, весь в чёрном, похожем на плащ и платье одновременно, в руках окровавленный серп и фонарь. А на голове мешок. Кто это? Он успевает только заметить, что одна рука висит, пришитая кое-как, и из неё торчит вата, прежде чем этот кто-то решает обернуться. Пригибается, ложится в траву.
— Доктор…
Рядом Дитмар. Откуда? Он держит его за руку и смотрит заплаканными глазами. В одной больничной пижаме, босиком, в волосах красные листья. Сжимает руку. Он поможет, выведет отсюда, поможет, выведет. Тянет за собой, ползком из травы к густым зарослям каких-то кустов. Алые листья качаются на лёгком ветру. Громкое дыхание монстра где-то далеко и близко одновременно. Кусты смыкаются над ними, как купол. Он протягивает к Дитмару руки, пытаясь выбрать листья из волос.
— Не надо…
— Что ты делаешь в моих кошмарах? Почему? Я хочу тебя защитить, но я не могу! — срывается, хватает Дитмара за грудки, заставляя посмотреть в глаза, но тот отводит взгляд и смотрит куда-то над плечом. Снова.
— Я не желаю вам зла. Вы хороший. Просто… Вы поймёте. Но может быть поздно. Ведь есть то, что невозможно вернуть… Разум, доктор.
А где монстр? Где его дыхание? Он понимает, куда с таким ужасающим равнодушием смотрит Дитмар. Пальцы сами собой разжимаются, Дитмар как тряпичная кукла стекает ему под ноги, от накатившего кошмара начинает колотить. Он медленно оборачивается. Чтобы увидеть то, что видеть не стоит.
Дневная смена в четверг всегда была муторной. В этот день с Дитмаром если и удавалось поговорить, то совсем немного, так, едва перекинуться парой фраз. Блокнот полнился записками, похожими на те самые доски с газетными вырезками, соединёнными красной нитью. Разобраться в этом грязном бардаке было под силу только опытному детективу или самому гению-маньяку. А разбираться в этих завалах нужно было срочно. Вильям старался и читать блокнот, и бдить за пациентами одновременно. Благо, здешние постояльцы не разбредались, сидели, куда посадили, и занимались своими делами. Сегодня приходили двое ребят из местного театра, они разучивали в пациентами стихи, читали пьесы по ролям, занимались, как с малыми детьми. Пациентам такие занятия явно на пользу. Только вот Дитмар старательно отмалчивался. И это тревожило. За окнами начинались ранние сумерки, уже ужасно холодные. Вильям карандашом делал в блокноте пометки, стараясь выстроить логическую цепочку, которая бы привела его к предполагаемому убийце. Или хотя бы намекнула. Если вывести отличительные черты, можно сделать хоть какие-то выводы. Вместе с ним на смене сидела Кристи, она то и дело шуршала одеждой и листами папок. Вильям слишком глубоко погрузился в свои записи, поэтому не сразу понял, кто его тормошит за плечо. Когда он вскинул голову чуть не столкнулся с Кристи лбом. Она хмыкнула и заправила прядь пергидрольных гладких волос за ухо.