Вильям быстро, не переобуваясь, поднялся на второй этаж под общий гвалт. Термос, ручка… Уже на выходе из отделения, забрав свои вещи, он остановился и вернулся к палате, где ночевал Дитмар. На кровати одиноко лежал Март. Сунув игрушку в карман пальто, Вильям пошёл на третий этаж. Нужно забрать вещи Хьюго, потому что за него это сделать некому. Карандашница, ручки в ней, пара фото в рамках, сертификаты и книжка про Алису. Ещё раз окинув на прощание взглядом коридор закрытого когда-то отделения, он подошёл к лестнице и громко откашлялся.
— Спасибо.
не за что, обращайтесь, мистер Салтрай
Стараясь не замечать липкого холодка, прошедшего по спине, он начал спускаться. Теперь собрать вещи в комнате и созвониться с риэлтором. Рождество он будет встречать уже в новой квартире. Значит, нужно купить хотя бы пару веток ели, чтобы создать немного настроения. В конце концов, Вильям завершил этот год по-настоящему триумфально, и это стоит отметить. И пригласить некоторых ребят и девчонок из отделения отметить с ним, они все заслужили этот праздник.
Снова она, стоит, смотрит. Снова один на один. Тишина, она давит, как толща воды.
— Отпусти меня.
Шипит сквозь зубы, медленно, но верно перекашиваясь, превращаясь в чудовище.
— Отпускаю.
Темнота исчезает, разбивается, сыплется на голову осколками. Стоят в поле под тем деревом. Она в своём белом платье с тюльпанами. Как на той фотографии.
— Отпускаю. Иди.
— Правда? Сможешь?
— Не ехидничай, я уже взрослый, и ответить могу.
Хихикает, как ребёнок, сделавший глупую шутку.
— И даже скучать не будешь?
— Нет. Я больше тебя не держу, ты свободна и вольна уйти куда хочешь.
Он шагает навстречу, обнимает. Он хотел, всегда хотел себе мать, такую, как у других одноклассников, хорошую, добрую, чтобы дома они играли в настольные игры и ходили в парк зимой, кататься на катке. Но её не было. И только далёкие забытые воспоминания держали его и её вместе. Хватит. У него нет матери и не надо. Пусть уходит, куда хочет, где её ждут. Отстранившись, он толкнул её от себя и скрестил руки на груди, порыв жаркого обжигающего ветра, она со смехом кружится, разлетается в пыль. И вот тишина, спокойствие. Ложится на траву в тени под деревом. Они свободны. Надолго? До свидания, мама, до следующего обострения.
Эпилог
Тёплый апрельский ветер влетел в окно, донося одурительный аромат лаванды. Старый фонтан перед входом превратили в клумбу и засадили этой самой лавандой и базиликом. Когда солнце в полдень особенно нагревало цветы, этот потрясающий запах просто сшибал с ног.
— Он смотрит. Стоит и смотрит.
— Вам не приятно это внимание, как я понимаю.
— Да. Я спать хочу, а он не даёт.
Мистер Малоун потянул руки в рот и, только заметив перчатки, спрятал их в карман. Он весь нервно дёргался, тик его доканывал, удивительно, что при таком тике нет нарушений речи. Вильям откинулся на спинку кресла и быстро сделал запись в карте.
— Я могу сделать так, чтобы он не приходил. Но обещайте, что больше не будете ковырять губы и дёсны. По крайней мере до конца мая.
— А сейчас что?
— Пятнадцатое апреля.
— Долго.
— Но зато спать будете спокойно. И не забывайте, я всё вижу, и если вы опять снимете перчатку — я узнаю, — мистер Малоун задумчиво почесал кончик носа и нахмурился. Вильям его не торопил. Противного старикашку приходилось брать шантажом и откровенным подкупом, по-хорошему с ним уже пытались, но ничего не выходило. Наконец он протянул руку для рукопожатия.
— Идёт.
— Ну что же, договорились. И помните, вы мне ещё обещали не доводить медсестру.
— Да что ж… Ладно, хорошо, — он раздражённо вскинул руки, но, столкнувшись со спокойным взглядом Вильяма, скрестил руки на груди и обиженно надулся.
— Тогда я жду вас завтра, так же в два часа.
— Хорошо, обязательно приду.
Дождавшись, когда наконец пациент выйдет, Вильям поднял голову к потолку. Люстра в тканевом абажуре с бахромой слегка качалась от ветра, влетавшего в приоткрытое окно. Воробьи ругались на ветках каштана за окном. Раз он пообещал, значит, нужно сделать.
— Я понимаю, что вам не нравится мистер Малоун, но это не значит, что его стоит донимать, он от этого ещё более склочный становится, — ветер перелистал страницы блокнота на столе и как будто дёрнул его за рукав. — Я понимаю, что это ваш дом, но вы слышали, что я ему пообещал, — рама окна негромко ухнула от ветра и в кабинет залетел лист. Он явно был больной и засох. Вильям хмыкнул. Мистер Шенн без намёков прямо говорит, как он видит пациента. — Но мы договорились?
Тишина, секунда, ещё секунда, и окно распахнул порыв ветра. Можно считать это положительным ответом. Мистер Малоун всему отделению душу вынимал, и работать с ним откровенно не хотелось. Но никуда не денешься, приходится, в конце концов по контракту он врач, самоустраниться от пациентов не получится. Неспеша он собрал бумаги из карты, сложил в папку, и вышел в коридор. Нужно сдать карту в регистратуру, на сегодня пациентов у него больше нет. Вильям поздоровался с пробежавшими мимо медсёстрами и чуть не столкнулся с Кристи. Та охнула от испуга, но увидел его выдохнула.
— Фух, как хорошо, что это ты.
— Опять от зама бегаешь?
— Да. Опять куча бумаг, а я ничего не успеваю, — она поудобнее перехватила стопку больших папок и пошла к своему кабинету.
Уже больше полутора лет прошло с череды убийств. Вильям вернулся в приют, как только его открыли, с ним возвратились несколько человек их экспериментального. Они вместе наводили порядок в выделенных им пыльных кабинетах, ездили к Хьюго в больницу. Он с удовольствием ел привезённые бургеры и рассказывал о том, как идёт реабилитация. А в приюте всё стало совсем по-другому. Новый главврач оказался цепким и взялся за больницу стальной хваткой. За полгода следствия всё пришло в запустение, и, заручившись поддержкой попечительского совета, он привёл приют в порядок всего за какие-то две недели. Под его руководством маленькую спортивную площадку увеличили и обновили, вынесли в парк за приютом статуи ангелов, чтобы они не пугали новоприбывших. На пустые постаменты поставили новые каменные вазоны для цветов. И под его же началом закрытую часть парка привели в порядок, восстановили ротонду. Теперь тут не было укромных уголков, не осталось потёртостей и трещин на идеальной картине. Приют стал образцовым заведением, куда снова состоятельные граждане везли себя или своих родственников.
Поздоровавшись с заведующей бредового, куда он и устроился, Вильям вышел в холл и пошёл на первый этаж. Внутри ничего не изменилось. Разве что он перестал видеть мужчину. Теперь всё общение ограничивалось смутными, едва понятными сначала знаками. Вильям чувствовал себя должным за всю ту помощь, что ему оказали в этом приюте, поэтому учился читать символы, чтобы понимать и общаться. В конце концов, нужно проявлять уважение к тому, кто жил тут задолго до них и вообще владеет этим зданием. Экспериментальное отделение так и осталось только его. Туда занесли сервер от компьютера и трёх системных администраторов. В больших залах расположили дополнительные административные комнаты, архивы, склады инвентаря. Теперь там не было почти никого, только его хозяин, который любил свои комнаты для коллекций.
Сдав карту, Вильям двинулся к выходу. Сегодня ему ещё есть, чем заняться. Нужно отогнать машину на мойку, ему скоро ехать в Манчестер. Фестиваль не ждал, нужно было уже начинать готовиться. Несколько дней отрыва от реальности, что может быть лучше. Поменяв туфли на лёгкие парусиновые кеды, он выложил солнцезащитные очки авиаторы на подоконник и начал одеваться. Но спокойствие прервал охранник.