Белль порывисто поднялась, пытаясь движением отогнать вцепившийся в нее мертвой хваткой страх за Кэссиди, за тех, кому тот мог передать ее адрес. Она обвела взглядом комнату, ища что-нибудь, за что можно уцепиться, отвлечься.
Стенной шкаф был не заперт. Белль приоткрыла дверцу и разглядела смутно мерцающие в полумраке винные бутылки. Она невольно потянула к себе первую с края, пузатую. Рейнвейн. Белль равнодушно отставила бутылку и вытянула следующую, высокую, с узким горлышком.
Вкус у вермута оказался странно знакомым. Второй бокал Белль налила доверху.
***
Гастон всю дорогу затравленно молчал, но ей показалось, что в воспаленных, мутных глазах парня светится что-то подозрительно похожее на решимость. Эмма вопросительно взглянула на Голда; он, казалось, ничего не замечал. Или просто знал, что все под контролем.
Когда подъехали к заброшенному складу, спускались легкие, голубоватые весенние сумерки.
С Гастона сняли наручники и подтолкнули к обшарпанной металлической двери. Неуверенно оглядываясь и спотыкаясь, парень побрел к входу. На расстоянии десяти шагов за ним последовали четверо. Эмма, вытащив из кобуры вальтер, шагнула за ними, но Голд бросил:
— Останься.
Сам он, прислонившись к капоту автомобиля, с отстраненным видом следил за происходящим.
Гастон добрался до двери, и ударил дважды. Выждал. Ударил снова. Еще одна пауза — и четыре кратких удара подряд.
Повисла тишина. Голд, выпрямившись, снял предохранитель с оружия, знаком велев Эмме сделать то же самое.
В ответ на закодированное ударами в дверь послание Гастона со стороны склада раздались два мерных удара. Эмма напряглась, подалась вперед.
Вдруг Гастон, упав ничком, покатился по траве, вскочил на ноги за углом, где четверка сопровождения не могла достать его огнем, и кинулся бежать.
Гастон двигался неровно, неуклюже, но через двадцать шагов начинался перелесок, и там…
Негромкий, хлопающий звук, казалось, не имел никакого отношения к Гастону, словно тот всего лишь споткнулся, нелепо дернул головой и упал.
На светло-серой рубашке проступило багровое пятно. Слева.
Когда Эмме обернулась, Голд уже опустил револьвер.
К Гастону подбежала и склонилась черная форма. Эмма отупело смотрела, как Вильгельм, поднявшись, удовлетворенно кивнул.
Короткими вдохами Эмма втягивала отдающий вечерней свежестью воздух.
— Я… я обещала ему жизнь, — проговорила она, глядя в спину направившегося к складской двери Голда.
— Ты ее и не отнимала, — бросил он на ходу.
— Вы тоже обещали, — слишком спокойно для лежащего в пятнадцати шагах от перелеска трупа и слишком смятенно для Эммы Свон, повторила она.
Голд остановился, плавно обернулся; окинул Эмму долгим взглядом.
— Лэко ее прожил. Лишних два дня. Как я и сказал: ровно столько, сколько мне нужно.
========== Глава 15 ==========
Из радиоприемника лилась порядком надоевшая Белль вариация на венский вальс, терпкая жидкость давно перестала обжигать горло. Прибавить, что ли, громкости, а заодно поискать что-нибудь в дополнение к вермуту? Поднявшись, она ухватилась за стол: стены покачивались, а пол под ногами то и дело давал крен. Белль хихикнула; все это очень напоминало морскую качку. Сбоку мелькнула темная тень. Белль обернулась-в дверном проеме стоял Голд.
Белль шутливо помахала свободной рукой, а потом, не в силах сдержаться, громко рассмеялась — уж слишком комично-удивленным было выражение его лица.
Он еще пару секунд оглядывал стол, бутылку, Белль. Потом пересек комнату. Звуки вальса оборвались, и Белль, сделав разочарованную гримаску, уселась на край стола. Оправила на коленях юбку, качнула ногами.
— Почему-то я была уверена, что все веселье закончится, как только ты появишься, — протянула она, склонив голову набок и наматывая прядь волос на указательный палец.
— Ты напилась, — сухо заметил Голд.
Белль фыркнула, подавившись смехом. Вскинув голову, она сквозь легкую дымку заволакивающего комнату тумана посмотрела на Голда. Он приблизился к столу, и Белль бросилась в глаза непривычная замедленность его движений.
— А ты устал. Чертовски, — она снова хихикнула, заметив, как его удивило последнее словечко. — Что ты такого сегодня делал?
На мгновение, вытеснив обычную непроницаемость, во взгляде Голда проступило какое-то зловещее наслаждение. Он остановился, сложи руки в замок.
— Что и всегда.
— Ты делаешь не одинаковые вещи, — тихо ответила Белль с внезапной серьезностью. — Что сегодня?
Голд, не отвечая, шагнул к столу, и она, вывернувшись боком, едва успела потянуть к себе бутылку.
Поднявшись со стола, Белль подхватила бокал и, обливая пальцы, наполнила доверху густо-золотистой жидкостью. Отставила бутылку и намеренно неторопливым движением поднесла бокал к губам.
— Зря ты выключил музыку, — облизывая губы после глотка, излишне растягивая слова, сказала она. Поставив бокал на стол, она выпрямилась и скользнула вплотную к Голду. Белль, ощущая, как все сильнее кренится под ногами пол, и бесшабашнее раскачиваются стены, положила руку на его рукав, словно готовясь к танцу.
— Я бы потанцевала, — выдохнула она. Сердце выбилось из ритма, кончики пальцев покалывало, горьковато-сладкий аромат вермута, казалось, наполнял комнату.
Голд несколько секунд смотрел на ее руку, затем перевел ничего не выражающий взгляд на Белль. Внезапным, грубым движением охватив ее за талию, он привлек Белль к себе. Она ощутила, как запылали щеки, и отчаянно, вразлад, забилось сердце. В тишине она слышала только участившееся дыхание: свое и его. По спине промчался холодок, когда Белль заметила даже сквозь все еще застилающую глаза дымку, как в глазах Голда загорелось нечто темное, дикое. Опасное. Нечто, что — она хорошо видела — ему и сейчас не стоит труда сдержать.
Она шевельнулась и почувствовала, как его руки отпускают ее.
Белль, пошатываясь, сделала шаг назад. Невольно поднесла руку ко лбу, жмурясь от ударившей в виски боли. Равнодушно смотрела, как Голд убирает со стола бутылку.
— С тебя хватит, Белль.
Она раздраженно повела головой.
— Не зови меня так, — язык едва ворочался, казался слишком объемным. — Меня назвали Лизой, но после смерти мамы отец стал звать меня ее именем. Но я не Белль, — она коротко усмехнулась, жалея, что в руке нет бокала, — уж точно не сейчас. Мама умерла из-за меня, — с грубостью, от которой на миг захотелось съежиться в комочек, спрятаться от самой себя, добавила она. Но прятаться от Голда отчего-то не хотелось. И не было жаль, что последние слова сами собой слетели с языка.
— Как это случилось? — помолчав, вполголоса спросил Голд.
Белль, кусая губы, зло смаргивая навернувшиеся на глаза слезы, цеплялась за остатки тающего мутного веселья, за лихую беспечность.
— Не важно, — раскинув руки, она потянулась всем телом, встряхнулась. — Как я устала, — нараспев сказала Белль, закрыв лицо ладонями и покачиваясь из стороны в сторону, перемежая слова бессмысленными ухмылками, — я устала от этой чертовой квартиры, от чертовой тишины, от чертового СС, от чертового вермута… — пальцы соскользнули с лица, и она с почти обвиняющей требовательностью закончила: — устала искать тебе чертовы оправдания!
Голд отрывисто и, похоже, искренне рассмеялся.
— Зачем тебе искать мне оправдания?
Белль с хмельной серьезностью подняла глаза.
— Потому что ты мне нравишься, — обреченно ответила она и, растерянно икнув, умолкла.
Голд несколько секунд молчал, глядя на Белль со странной, почти пугающей неподвижностью. Она сглотнула, уже немного представляя, каково ей будет вспоминать эти слова на следующее утро. Но сейчас было все равно. Белль заметила, что он смотрит на нее с каким-то странным, потерянным удивлением, и на мгновение это даже показалось ей обидным.
— Тебе надо проспаться, — услышала она уже издалека, от двери холодный голос. Белль не то кивнула, не то качнула головой. Внезапно ей стало не по себе. Мутило, нёбо распухло и горело, подламывались ноги.