— В конце концов, — затянутая в перчатку ее рука коснулась щеки Голда, — я всего лишь последовала твоему уроку. Мы оба, — шепнула Кора и увидела, как опасно, хищно он улыбнулся.
— Всегда выбираем власть, — закончил Голд за нее.
Как и восемнадцать лет назад, слова эти, которые, подумалось Коре, и впрямь могли бы стать девизом для обоих, скрепил поцелуй.
***
— Мэри-Маргарет? — удивленно окликнула Эмма безуспешно пытающуюся закрыть за собой входную дверь секретаршу. — Что ты здесь делаешь?
Мэри-Маргарет нервно оглянулась, держа в руках стопку бумаг.
— Ты должна просмотреть все эти отчеты, — неуверенно сообщила та, ища глазами, куда пристроить документы.
— С каких это пор ты выполняешь функции курьера? — недоверчиво спросила Эмма, забрав бумаги и небрежным движением сбросив кипу на стол. — И что за спешка?
Мэри-Маргарет пожала плечами.
— Голд ничего не пояснял. Да, и, Эмма, я должна сегодня отвезти твой рапорт обратно.
Она смерила взглядом бумаги.
— Серьезно?!
Мэри-Маргарет извиняющимся жестом развела руками.
Эмма раскрыла, закрыла первую попавшуюся папку и задумчиво оглядела стопку.
Отец, чьим единственным тюремщиком оказалась Эмма, секретарша, которую внезапно пробило на неуклюжее геройство; Эмме показалось, что она может различить контуры смыкающегося вокруг нее кольца. Чем на самом деле это все было? Проверкой на преданность? Что-то мешало в это поверить. То ли чрезмерная топорность замысла, — Голд обычно действовал тоньше — то ли что-то еще. Например, криво усмехнулась Эмма, нежелание поверить в то, что он станет так играть с ней.
Из задумчивости ее вывело негромкое:
— Если хочешь, я приготовлю чай.
Эмма рассеянно кивнула.
***
—Клянусь вам, если бы у меня был хоть какой-то выбор, — с жаром лепетал Хоппер, поминутно порываясь вскочить с кресла и каждый раз опускаясь обратно под сумрачными, неподвижными взглядами.
— Какой угодно, лишь бы не тот, перед каким ты оказался? — Робин двинулся вперед, но ему на плечо легла рука Грэма.
—Клянусь, клянусь, — беспомощно повторял Хоппер.
Робин, передернувшись, перевел взгляд на все еще приветливо виляющего хвостом пойнтера. Положил руку псу на голову, тот, извернувшись, умудрился лизнуть запястье. Робин тяжело потрепал Понго по затылку и, подняв глаза на Хоппера, успел заметить отразившуюся на лице психиатра тревогу. Тревогу за Понго. Стало до горечи во рту противно.
— Больше тебе ничего не известно? — уронил он, уже шагнув к выходу.
— Прикончить его? — не обращая внимания на жаркие уверения Арчибальда, негромко спросил Грэм, распахивая полы куртки и демонстрируя заткнутый за пояс отточенный охотничий нож.
Робин сглотнул, остановился. Обернулся к враз умолкнувшему Хопперу; тот обмяк, безвольно опустил ладони на колени, за стеклами очков светлые глаза казались неправдоподобно большими.
Робин скрипнул зубами, стараясь не думать — не сейчас — о Реджине.
—Пусть живет, — выплюнул он. —Насекомое.
Хоппер не пошевелился, только Понго, застучав по полу когтями, направился к хозяину.
Снаружи Робин привалился к стене, переводя дыхание.
— Он достаточно рассказал, — уронил он, когда Грэм появился рядом. — Я слышал об этом Вейле и знаю, чей он подручный. Они в Пятом округе.
***
Мэри-Маргарет выставила три чашки, выложила ложечки; ее пальцы дрожали, жесты были суетливы.
— Вы меня боитесь? — нарушил молчание Дэвид.
Мэри-Маргарет, упорно глядя на закипающий чайник, покачала головой.
— Нет. Нет, но… — она подняла глаза, и несмелый, застенчивый взгляд больших глаз наполнил Дэвида внезапной, нелепой, щемящей нежностью, — я помню вас. Мы встречались в…
— Да, я вас запомнил.
Мэри-Маргарет опустила заблестевшие глаза.
— Тогда вы знаете, с кем и на кого я работаю. Вы… — она не то всхлипнула, не то коротко рассмеялась. Маленькая, хрупкая, тоненькая, беззащитная. — Вы должны или презирать таких, как мы, или ненавидеть.
— И то и другое, — раздалось за спиной, и Дэвид обернулся одновременно с Мэри-Маргарет.
В дверном проеме стояла Эмма, холодно усмехаясь. Она широкими, размашистыми шагами прошла на кухню, взяла кусок сахара.
— Верно… папа?
Не в силах смотреть на дочь, Дэвид остановил взгляд на испуганно расширившихся ему навстречу глазах Мэри-Маргарет.
========== Глава 22 ==========
По вдохновенному виду Мэри-Маргарет, по грустно-ласковому взгляду больших темных глаз Эмма поняла, что разговора по душам ей не избежать.
— Эмма, — мягко начала Мэри-Маргарет, усаживаясь рядом и нервно разглаживая руками подол коричневой юбки, — твой отец тебя не ненавидит.
— Передай ему, что это невзаимно, — пробурчала Эмма, перелистывая двести двадцать пятую страницу.
— Эмма, послушай…
Она захлопнула треклятый отчет, прижала на секунду ладони к векам — нестерпимо жгло битый час пялившиеся в серые страницы глаза — а потом яростно обернулась к секретарше, на удивление стойко встретившей ее взгляд.
— Нет, это ты меня послушай. Я росла в приюте, я годами ждала, что кто-нибудь однажды за мной придет! Никто не приходил, никто,— Эмма яростно щелкнула пальцами, с удовлетворением отмечая, как вздрогнула Мэри-Маргарет, — не пришел. А он, - она дернула головой, указывая на соседнюю комнату, — появился, когда я распрекрасно научилась никого больше не ждать. Самое время, да?
Эмма нетерпеливо ждала, что Мэри-Маргарет отодвинется от нее, вспыхнет, потеряется, смутится, но та оставалась неподвижной, только большие глаза так печально смотрели на Эмму - ни дать ни взять, мама Бемби.
— Ты все равно ждешь, Эмма, — и голос под стать взгляду. — Принятия, понимания, поддержки. Просто ты выбрала для этого… не тех людей.
— Я выбрала того, кто оказался рядом, — ровно, зло бросила Эмма, опершись локтями о стол и массируя виски. — Кому было не все равно.
— Эмма… — ласковый, добрый голос Мэри-Маргарет въедался в душу, и так хотелось сделать хоть что-нибудь, что вызвало бы секретаршу на вспышку гнева или заставило залиться слезами обиды, — подумай, может быть, ты поступаешь сейчас со своим отцом так, как он поступил с тобой? Он в беде, а тебя нет рядом.
Эмма, откинув новую папку, как можно громче и насмешливее фыркнула, всем корпусом повернувшись к гостье.
— Ты действительно думаешь, что я что-то могу изменить?
Мэри-Маргарет помолчала, поднялась. Эмма уже готова была порадоваться тишине, когда до нее донеслось едва слышное:
— Я не знаю. Но… что если он тоже не мог?
***
— Тебе удалось что-то сделать?
Голд нервно обернулся. По его лицу Белль поняла, что они одинаково избегали встречи со вчерашнего вечера.
— Белль, я же сказал, тебе не о чем беспокоиться, — сухо ответил он. — Я обещал, что всех вытащу.
Белль кольнула его нетерпеливая интонация. Он не то делал вид, что не понимает, не то на самом деле не понимал, что ею движет. Неразумная, нелепая, но жгучая обида заставила ее выпалить:
— Я волнуюсь не только из-за них!
Голд помолчал.
— Белль, послушай, ты ощущаешь ответственность, но тебе не в чем себя винить. Ты никак не замешана ни в одном из арестов.
Она нетерпеливо выдохнула. Его размеренный голос отчего-то вызывал ассоциации с платками, какими Белль в детстве обвязывала глаза, собираясь играть в прятки.
Она едва подавила желание схватить Голда за рукав и как следует встряхнуть, заставить взглянуть на себя.
Если бы еще не это ощущение растерянности, беспомощности и всепоглощающего желания разобраться в себе! В них обоих — да еще, пожалуй, и за них обоих, — мысленно рассмеялась Белль.
— Я все равно чувствую себя виноватой, — вырвалось у нее. Что-то дрогнуло в выражении Голда. Он прикрыл глаза и молчал, словно задохнувшись.
Белль продолжала, пытаясь нащупать с помощью собственных слов точку опоры в том хаосе, который представляли сейчас ее мысли и чувства: