Голд слева, нет, уже рядом с ней. Он смотрел — Эмма чувствовала это, не отрывая взгляда от заслоняющей лицо Джонса мушки, — оценивающе, напряженно. Валден что-то произнес с терпеливой, едва уловимо неодобрительной интонацией.
Пустота, разбухая, расползлась багровым пятном и взорвалась гневом. На все. На всех.
На Гастона, его нелепый кувырок в воздухе и расплывшееся над сердцем кровавое пятно; Валдена и отборный отдел; тошнотворные доброту, сочувствие и малодушие Мэри-Маргарет; Дэвида Нолана, не сумевшего окончательно убраться из жизни Эммы.
На ни разу не подведшего Голда. Ее подбородок задрожал.
На Джонса, на уверенность в глазах — она не выстрелит, не такая, не сможет.
Облегчение от сделанного выбора настигло ее одновременно с плавным нажатием на курок.
Хлопок, вспышка, отдача.
И осознание: в последнее мгновение перехвативший ее кисть Голд изменил направление пули.
Фонтаном брызнувшая из того, что мгновение назад было рукой Джонса, кровь.
Удивленное восклицание Валдена, неторопливое пояснение Голда:
— Простите, Хельмут, но мне Джонс еще нужен. А Свон, полагаю, все уже доказала.
Эмма с бесстрастным интересом выслушала ответ бросившего на нее острый, запоминающий взгляд бригаденфюрера:
— Ваши действия вызывают у меня все больше вопросов. Ну что ж это ваше дело… Пока еще ваше.
***
Кора, опустив вуаль, прошла мимо дома. Остановилась неподалеку, еще раз внимательно оглядела невзрачное строение, задержалась взглядом на окнах второго этажа. Шторы приспущены; Реджина никогда не любила спать на свету.
Кора прислонилась к ограде, на мгновение отчетливо увидев фотографию из дела Реджины. На фото дочь выглядела моложе, чем в их последнюю встречу в Зачарованном Лесу. В глазах арестантки Реджины Миллс теплилось больше жизни и света, чем в глазах королевы Реджины. Прожив в этом мире почти два десятилетия, Реджина вновь научилась надеяться.
Сердце — не окажись Кора так предусмотрительна много лет назад, — наверное, сейчас нестерпимо болело бы за дочь. Пожалуй, даже терзало бы чувством вины. Кора почувствовала, как губы тронула самодовольная, снисходительная улыбка. Так много боли и так легко всего этого избежать. Слабости недопустимы. Когда-нибудь и Реджина это поймет. В их мире дочь, судя по рассказу Румпельштильхцена, начала это понимать.
— Ты сказал, она получит свободу.
— Не все сразу, — бросил Румпельштильцхен. — Реджине будет мало проку, если я разделю соседнюю с ней камеру. А так и случится, если поспешно оформить бумаги.
— Этого никогда не произойдет, если я хоть сколько-нибудь тебя знаю, — усмехнулась Кора. — Ты всегда найдешь запасной выход.
По его лицу скользнуло ироничное раздражение.
— Видишь ли, душа моя, я не намерен доводить дело до того, чтобы он мне понадобился, — сухо отозвался Румпельштильцхен.
— О, нет. Кстати, — она откинула руку на подлокотник, принимая более удобную позу, — ты упоминал о цене твоего Проклятья. Ты так и не понял, пока обучал ее, что Реджине некого принести в жертву?
Румпельштильцхен помолчал. Мельком взглянул на Кору, и она выпрямилась, приняла более закрытую позу.
— Да, ты хорошо позаботилась об этом. Впрочем, — в его голосе вновь зазвучала холодная насмешка, — я делал ставку на твоего мужа. Бедный Генри, — протянул он уже почти с хихикающими нотками.
Кора изогнула губы в ответной усмешке.
— Бедный Генри, — согласилась она, поднимаясь.
Сзади послышались шаги. Кто-то остановился прямо за ней. Тяжелое, точно незнакомец долго бежал, дыхание. Отрывистый, нервный смех.
Кора, вновь поправив вуаль, уже собралась обернуться, когда услышала:
— Ты даже не представляешь, как долго я ждала этой встречи… мама.
***
Голоса и шаги смолкли. Дождвшись, когда за вышедшим последним Валденом закроется дверь, Эмма вслепую шагнула к столу. Не оборачиваясь, дождалась, когда Голд подойдет, остановится возле нее.
— Зачем? — она даже не пыталась понизить голос. Впрочем, и так с дрожащих губ сорвался лишь шепот. — Боялись, что я не сделаю этого?
— Боялся, что сделаешь.
Съежившись, вобрав голову в плечи, Эмма опустилась на краешек стола, уткнулась подбородком в грудь.
Голд молчал, но Эмма чувствовала на себе его взгляд: пристальный, но не тяжелый.
Эмме вдруг показалось, что Голд коснулся ее волос. Она не подняла головы, чтобы не убедиться, что ей лишь показалось.
Через несколько минут она смогла наконец заговорить:
— Вам же нет дела до Джонса. Так зачем?
— Это изменило бы тебя, — в голосе Голда не было ни обычной сухости, ни редкого тепла. Он говорил точно нехотя, с усилием. Эмма прикрыла глаза, через сомкнувшиеся ресницы просочились слезы. — Потом ты, возможно, попыталась бы вспомнить себя, но не смогла бы. Может быть, этот выстрел уничтожил бы и тебя.
— Может быть, оттого я и хотела выстрелить, — выдавила Эмма. — Я хотела, вы знали? — она увидела, как Голд кивнул.
— У всего есть своя цена, но эту тебе не нужно платить, — тихо сказал он.
Эмма инстинктивно подалась назад, слишком отчетливо расслышав в голосе Голда сожаление.
— А если я устала? — приглушенно спросила она, сжимая край столешницы до проясняющей сознание боли в пальцах. — Балансировать на грани, винить себя и не винить. Я не заслуживаю прощения, никогда его не получу, — Эмма вдруг нервно, громко рассмеялась, резко вскинула голову, — и мне плевать на это.
Голд отступил на шаг, заговорил с усталой, отрицающей его слова интонацией:
— Никому не плевать на прощение, Эмма. Как бы ты ни отказывала себе в нем, ты знаешь, что у тебя есть тот, кто простит тебе все, если ты позволишь.
— Дэвид, — беззвучно шепнула Эмма. Не надеясь на ответ, спросила: — А чьего прощения ждете вы?
Голд рассмеялся, негромкий сухой смех быстро стих.
— Может, мне начать с твоего?
Эмма подняла голову. Голд пристально смотрел на нее. Эмма ощутила: его слова не только и не столько просьба о прощении, сколько побуждение к чему-то. Подсказка, намек, проложенный картографированный маршрут. Привычно - разве не всегда она осознавала, что он играет ею, как и другими? Вот только с ней — она знала, — Голд раньше был честен.
Есть что-то, что ему нужно от нее и, может быть, для нее. Но помощи не будет. Ответы искать она будет сама. Если сможет…
Эмма окликнула его уже у двери. Пока слова не сорвались с губ, она даже не осознавала, насколько жалобно они прозвучат:
— И что мне теперь делать?
Невесомая, почти мирная тишина.
Скрип поворачивающейся дверной ручки.
— Иногда нужно упасть достаточно глубоко для того, чтобы увидеть свет.
***
Голд вышел в коридор навстречу Марлин, плотно прикрыв за собой дверь.
— Что за пальба?— поравнявшись с ним, бросила Марлин.
Голд бесстрастно пожал плечами.
— Эксперимент Валдена.
— Ну и как, удался? — без интереса спросила она.
Голд задержал на ней взгляд. Знакомое Марлин выражение мрачного удовольствия подсказало его ответ раньше, чем Голд произнес:
— Вполне. Вот только для кого.
========== Глава 33 ==========
Растрепанные рыжие волосы, возбужденно горящие глаза — крайне нервная особа, явно не в себе. Кора шагнула вперед, но девица вновь преградила ей дорогу.
— «Вы меня с кем-то путаете», так и слышу это из ваших уст, — срывающимся на пронзительный смех голосом произнесла незнакомка, — мадам фон Валден.
— Дайте пройти.
— О, сколько величия, – округлила глаза ненормальная. – Кто бы мог подумать, что в плебейке его окажется с избытком.
Кора презрительно улыбнулась, на мгновение задержавшись на мысли о том, что в своем мире сердце негодяйки уже осыпалось бы пеплом с ее ладони. Что же, сдержанности этот мир учит неплохо.
— Дайте пройти, милочка, — повторила она.
— Охотно, — с готовностью отозвалась девушка, не делая при этом ни шага в сторону. — Видите ли, с Корой фон Валден говорить мне не о чем. Другое дело ее величеством Корой, Корой, дочерью мельника.