— Ну хорошо, хорошо, — кусая губы, она пристукнула каблуком по полу, давая выход злости. — Темное Проклятье наложила я. Я же говорила тебе, что справлюсь с этим. Напрасно, — она полукокетливо, полуукоризненно склонила голову набок, — ты тогда недооценил меня.
Румпельштильцхен молча приблизился к ней. Зелина едва узнавала в немногословном немолодом человеке со скупыми жестами и ледяным взглядом юркого, смешливого, безжалостного колдуна из Зачарованного леса. Это несовпадение пугало, и еще сильнее пугала догадка: ей удалось стать врагом Темного.
— Ты не могла наложить проклятье. Но мы оба знаем, что можно сделать, обладая тьмой, а тебе было откуда ее раздобыть. И я повторяю вопрос: что произошло, Зелина?
Зелина шумно выдохнула. Глянула в сторону, зло смела ладонью с рукава невидимые пылинки. И, заговорила тем беззаботнее и развязнее, чем сильнее осознавала свое поражение:
— Как здесь говорят, я его подредактировала и только. У Реджины, оказалось… — она издевательски закатила глаза, — довольно скучное представление о месте, в котором «все потеряют свой счастливый конец», вот меня и потянуло вмешаться.
Она, широко улыбаясь, посмотрела на мага, приглашая его разделить с ней веселье, но тут ее внимание отвлекла раскрывшаяся дверь. В дверном проеме стояла высокая женщина в черной форме. Тугой узел гладких волос, удлиненный рисунок губ, пристальный и одновременно невидящий взгляд светлых глаз. Медленная, угрожающе медленная походка. Женщина остановилась перед Зелиной и обменялась взглядом с Румпельштильцхеном. Он кивнул и отступил на шаг.
— Что ты сделала с моим ребенком? — обманчиво спокойный голос таил в себе больше ледяного гнева, чем исступленный крик.
Зелина, не удержавшись, кинула взгляд на Румпельштильцхена. Он выглядел не особенно заинтересованным в ее ответе, но очевидно было, что чокнутая мамаша его союзник.
А значит, они и так обо всем догадываются. Ну что же.
— Девочкой, — Зелина злорадно отметила, как при этом слове конвульсивно содрогнулась незнакомка, — что вылупилась из яйца дракона?
— Зелина, — повелительно бросил Румпельштильцхен, а сумасшедшая впилась в нее взглядом, судорожно ловя губами воздух.
— Что я с ней сделала?— вырвалось у Зелины. — Да Чарминги выкинули бы ребенка в портал, одну-одинешеньку! Я спасла ее и… — она передернула плечами, сбавляя и голос, и тон, — доставила в приют. Ребенку сейчас около двух лет, — неохотно добавила она.
На глазах разом обмякшей женщины-дракона выступили крупные слезы, губы что-то прошептали. Имя, должно быть, мысленно скривилась Зелина.
— Где… — сделав глубокий вздох, дракон начала снова, — где она?
Нотки слабости подействовали на Зелину как хороший глоток бренди. Она вскинула брови и доброжелательно улыбнулась:
— Я назову адрес приюта в обмен на свое освобождение.
Вопрос «ну что, сделка?» замер у нее на губах, когда женщина-дракон сделала к ней шаг. Зелину нечасто тянуло в бегство, но сейчас она как никогда ощутила, что за спиной у нее стена. Стена СС.
Румпельштильцхен коснулся руки драконихи.
— Она все скажет, Мал, — негромко сказал он.
От его тона Зелину пробрал холод. Впервые за эти сутки она заподозрила, что на кону стоят не ее планы, а, похоже, ее жизнь.
И странное дело, под ледяным слоем страха, под горечью поражения, под злобной беспомощностью, глубоко-глубоко, на самом дне шевельнулась боль. Эта дракониха боролась за своего детеныша, скажите пожалуйста. Малефисента боролась, а Кора…
Зелина плотно сжала губы, усилием воли отгоняя ненужные мысли. Проследила за закрывающей за собой дверь женщиной и взглянула на Румпельштильцхена. Ничего он с ней не сделает. Не смог же в их мире, а в этом она и подавно его переиграет.
— Думаешь, у тебя на руках все козыри? — засмеялась она и яростно, до боли впилась ногтями одной руки в запястье другой, чтобы прогнать из голоса дрожь. — Да как бы не так. Проклятье стало моим, и как думаешь, сколько сюрпризов я вам всем приготовила?
Во взгляде Темного заинтересованности не прибавилось.
— Где кинжал Темного? — отрывисто спросил он.
Зелина размышляла недолго.
— Кора, — со смесью досады и удовлетворения бросила она.
На несколько секунд она узнала в стоящем перед ней человеке колдуна, с которым познакомилась когда-то, и эта вспышка злобы в его взгляде почти обнадежила ее. И не только от того, что направлена была против Коры.
Но когда он вновь взглянул на нее, Зелина почувствовала уже не угрозу. Хуже. По спине пополз озноб предчувствия, зачастило сердце.
— Что… Что ты со мной сделаешь? — она даже не попыталась говорить спокойно.
Когда в их последнюю встречу в Зачарованном Лесу он потянулся к ней, чтобы вырвать ее сердце, в его глазах было меньше беспощадности, чем сейчас.
Зелина замотала головой, бессильно всплеснула руками. Из глаз бесконтрольно брызнули слезы, голос задрожал.
— Но… но я же беспомощна! Я никому не причиню зла. Даже… даже если ты вернешь магию, она будет сосредоточена в Булонском Лесу, и я… я не смогу ею воспользоваться! Я… зачем?! — беспомощно выкрикнула она вслед неспешно уходящему Румпельштильцхену.
Он обернулся.
— Ты вмешалась в мои планы. А никому это не позволено, — сухая, безжалостная усмешка, — Зелина.
***
Прекрасный, спохватившись-таки, испуганно взглянул на дочурку. Эмма, поняв взгляд, неохотно пробурчала что-то о том, что нужно выполнить поручение Голда и, кинув на нее еще один лицемерно-виноватый — вся в маму — взгляд, исчезла. Жаль, ведь в последовавшем рассказе Белоснежки речь пошла как раз об Эмме.
Белоснежка говорила неторопливо, точно казнила себя каждым словом и каждой лишней минутой, а Дэвид стоял возле и то сочувственно сжимал руку жены, то вставлял «Нет, это моя вина». К тому моменту, когда Чарминги замолчали, у Реджины стучало в висках, и она никак не могла вспомнить, как бы отреагировала на эту историю Злая Королева. Посмеялась бы? Разгневалась? Восхитилась? Ей же просто хотелось уйти.
— Вы украли мое проклятье? — начала она через силу, надеясь, что слова пробудят нужные чувства. — Так вы и не пытались меня остановить, просто встали за спиной?
Белоснежка закрыла глаза, словно от приступа острой боли. Или удара, от которого не имела права увернуться. Но взглянула на Реджину уже с прежней твердостью:
— Мы защищали дочь.
— Да не защитили! — ядовито бросила Реджина, не то приходя в себя, не то еще больше теряясь.
— Реджина, мы все виноваты в том, что произошло с нашим миром, — с той же интонацией горького мужества подхватил и Дэвид. — Теперь не время говорить о прошлом, мы должны все исправить.
Реджина смотрела на падчерицу и дожидалась собственного громкого злодейского смеха. Но смеяться не хотелось. Напротив, Реджину охватило какое-то тошнотворное ощущение единства с Прекрасными — то ли оттого, что те вступили в лигу темных, то ли оттого, что сама она успела побывать в клубе светлых. Разбираться не хотелось. Ни ради себя. Ни ради все еще — она знала — ждавшего ее где-то там, снаружи, в этом мире и этой жизни Робина.
— Мы должны вернуть всех домой.
Реджина очнулась.
— Вернем, — прошипела она, не глядя на Белоснежку и задевая злым взглядом лишь Дэвида. — Только уж не вашими силами.
Голос навязчивый, мягкий, печальный голос Белоснежки нагнал ее у двери:
— Теперь ты видишь, Реджина. Мы больше не герои. Ну а ты… ты больше не злодейка.
Скрипнув зубами, Реджина захлопнула дверь.
***
— Два года… — Малефисента прижала руки к груди. — Я ведь видела свое дитя уже взрослым. Я…а ей всего два года, — тихий радостный смех словно не принадлежал ей, так легко слетел он с губ. — воспоминания не обманули меня, — прошептала она. — Это действительно девочка.
Румпельштильцхен передал ей лист бумаги.
— Я тебе все предоставил, думаю, конкретный ответ ты из нее сама вытянешь. Но не забывай, что необходима полная изоляция. Приказ я отдал, не подпускай к ней никого.
— А ты куда?