Еще ее сильнее пугало другое. Белль больше не ощущала в нем разрыва, расхождения между тем, что он говорил, делал и чувствовал.
Точно закончилось время несовпадения с самим собой, и он стал — пусть незавершенно — тем, кем хотел быть. И Белль боялась узнать, кем — чем — именно.
Она обернулась на звук шагов, все еще сжимая документы в руке.
Он сразу их заметил и остановился в дверях.
— Ты собираешься уехать и всех бросить, — проговорила Белль с нервной, горькой улыбкой, согнать которую она была не в силах.
Он в замешательстве бросил на нее взгляд, полный уже знакомой ей смеси сухого вызова и затаенной просьбы понять.
— Нет, но это на случай, если ничего другого не останется.
— Запасной выход? — Белль, не глядя, кинула документы на стол за спиной. — У них его нет. А ведь попали они в беду из-за тебя.
Румпель несколько секунд помолчал, ей показалось, будто он боролся с собой, чтобы не ответить слишком резко.
— Белль, послушай, ты не все знаешь, есть кое-что… и это опасно, поверь мне, это… — он осекся, шумно вдохнул. Напрягся, словно пытаясь сохранить равновесие под напором неощутимого для нее порыва ветра. Через секунду он открыл глаза, взгляд был расфокусирован и в то же время словно наполнен темнотой. Он повел в воздухе рукой — появилось легкое голубоватое свечение.
— Румпель, — он не обратил на нее внимания, и она повторила громче: — Румпель, что происходит?
В то же мгновение он резко откинул голову, будто прислушиваясь к чему-то. Лицо исказилось бешенством, а в глазах взметнулся панический страх.
Белль была в шаге от него, когда он произнес сквозь стиснутые зубы:
— Ничего такого, что ты можешь понять, а я — изменить.
И исчез в клубе темно-пурпурного дыма.
***
Кора уже собиралась повторить призыв, но в это время перед ней появился Румпельштильцхен - немного растерянный для могущественного мага. Впрочем, он быстро вернул себе самообладание, вернее, видимость самообладания.
— Вижу, тебе удалось раздобыть магию, — проронил он, принимая непринужденную и плохо вяжущуюся с обостренной напряженностью взгляда позу.
— Да, и не только ее, — медвяным тоном пропела Кора.
Его глаза на мгновение остановились на кинжале, но он тут же отвел взгляд.
— Занятно, правда? — продолжила она, улыбаясь его жалким попыткам игнорировать артефакт. — Ты так долго не мог сообразить, как принести в этот мир магию, а вот мне это удалось без труда.
— Создать Зелье Истинной Любви? — он пренебрежительно усмехнулся. — Сомневаюсь.
— Румпель, Румпель, — пожурила она, — сентиментальность вечно тебе мешает. Все можно было сделать гораздо проще.
Секундное недоумение на его лице сменилось недоверием.
— Ты использовала свою кровь?
— Да, и именно поэтому я так рада, что смогла этим, — Кора провела пальцем по острию лезвия, с интересом наблюдая, как мага передернуло. — Завладеть.
— О побочном эффекте забыла, дорогуша, — со скверной имитацией усмешки ответил он. — Магия убьет тебя.
Кора рассмеялась.
— О, нет. Пока я не прибегаю к волшебству, а этого я делать не намерена. Ведь колдовать будешь ты.
Кора всегда подозревала, что Румпельштильцхен хороший актер, а сейчас она в этом убедилась. Небрежно прислонившись к стене, он повел речь так, точно меньше всего на свете хотел ей пригрозить.
— Тебе кажется, что ты все просчитала, но ты умна, Кора, ты знаешь: еще никому не удавалось надолго завладеть кинжалом Темного.
Кора задумчиво взглянула на него. Приблизилась, следя за тем, как по мере сокращения расстояния между ними нарастает тщетно скрываемая им нервозность.
— Хочешь сказать, что убить тебя, — когда она выразительно переложила кинжал из левой руки в правую, Румпельштильцхен инстинктивно отпрянул от нее, а она довольно усмехнулась, — и завладеть твоей силой будет и умнее и осмотрительнее?
Она остановилась, подойдя к нему вплотную, и нежно провела свободной рукой по щеке задержавшего дыхание мага.
— Вероятно, но, — она понизила голос до ласкового шепота, — мы оба знаем, что я этого не сделаю. И оба знаем почему. Ты мне все еще дорог, Румпель.
Он поднял руку и коснулся ее ладони, не снимая, только останавливая.
— Ты моя слабость, — прошептала Кора. — Ты и Реджина. И, — она опустила руку, — ты поможешь мне ее вернуть.
***
Волну магии Реджина ощутила, поднимаясь к себе по обшарпанной, замызганной известкой лестнице. Остановилась, вцепилась в перила пальцами, которые уже покалывало, точно от крошечных электрических разрядов. Голову повело, словно в вены впрыснули сладостный, опьяняющий, жгучий раствор.
Магия. Волшебство. Власть Злой Королевы. Глубокий вырез блестяще-черного платья, кровяно-алые губы, осыпающийся на землю с ладони пепел, дым над ее землями. Почерневшее от впущенной тьмы сердце.
И против всего этого несколько лет в этом мире, лишь несколько лет, не отданных мщению, и несокрушимая вера в нее человека, которого она так неосмотрительно позволила себе полюбить. Которому так бездумно позволила полюбить себя.
Робин, вновь подкараулив ее, заградил ей дорогу. Стойко выдержал надменный взгляд и еще более презрительное:
— Снова ты, вор.
— Да, и позвольте украсть еще минуту вашего времени, ваше величество.
Он говорил сухо, сдержанно. Не как ее Робин.
Реджина выдохнула, растянула губы в холодной усмешке. Когда он уйдет — пусть он уйдет! — она уймет занывшее сердце.
Он назвал ее ваше величество. “Она добилась своего — она стала для него Злой Королевой”, — сердце выстукивало болезненными ударами о ребра.
— Что тебе нужно?
— Только один ответ. Дай мне ответ, и я больше тебя не потревожу, обещаю. — Реджина не успела остановить его, не смогла отпрянуть, не сумела вырваться, когда он с почти грубой силой притянул ее к себе и заглянул в глаза: — Cкажи, ты пытаешься вспомнить, кто ты, или пытаешься забыть?
Реджина молчала, а сердце билось свободно, легко.
— Ты не понимаешь, — выдохнула она, незаметно для себя удобнее устраиваясь в его объятиях, кладя руку ему на локоть. — Ты знаешь, кто я. Ты действительно сможешь мне довериться? — она хотела вложить в голос иронию. И совсем не хотела, чтобы прозвучала в нем просьба.
Робин вдруг усмехнулся, так, как всегда: ласково и чуть лукаво, чуть воровски.
— Я уже это сделал.
Реджина уперлась руками ему в грудь, чтобы оттолкнуть. И задержала руки на согретой его телом ткани куртки.
— В том-то и беда. А я себе не доверяю. Я опасна, Робин, — она должна была произнести эти слова с бесслезной злобой. Не с тихой печалью. — Вот и все.
Реджина ожидала, что, как и в тот раз, он не сможет ей ответить, отпустит, выпустит ее.
А Робин все не сводил с нее глаз. Улыбался беспечно, ласково. Как будто ему все ее угрозы нипочем. Как будто Злая Королева ему нипочем.
— Опасность — это когда берешь препятствие, и у тебя лопается подпруга, — услышала она из его уст свои слова, оброненные жизнь назад в Нантье. — Все остальное — всего лишь риск.
И лишь первую секунду поцелуя Реджина еще помнила, что должна отшатнуться от него.
В этом мире нет поцелуев Истинной любви, да если бы и так, кто сказал, что Королеву и Вора связали эти узы? Во всяком случае, ничего не произошло, и Реджина осталась все той же Реджиной. Ушла от Робина, не оглядываясь, как и должна была.
Но почему же сейчас одного воспоминания об объятиях упрямого разбойника оказалось достаточно, чтобы погасить занявшийся в крови при возвращении волшебства пожар?!
Реджина, оторвав руку от перил, невольно провела пальцем по губам. В первую секунду, ожесточенно стирая след, во вторую — бережно, запоминающе.
И опустила руку, расправила плечи, позволила губам растянуться в улыбке — недостаточно хищной для Королевы, но слишком опасной для Реджины.
Магию вернул либо Румпельштильцхен, либо Кора. За Корой нужно присмотреть, вряд ли мама больше всего на свете стремится вернуть всех в их мир, Коре здесь ничто не угрожает.