Он подался назад, но двери уже распахнулись, а снизу Киллиану навстречу поднималась блондинка в форме СС.
***
— Я не хотела, чтобы он пострадал из-за меня, — твердо ответила Белль, делая шаг от стены.
Голд поморщился.
— Я не об этом, — сухо уронил он. — Почему ты спасла меня?
Белль молчала, беспомощно глядя ему в глаза.
Голд нетерпеливо выдохнул и шагнул к ней.
— Белль, твоя жизнь в моих руках. Я могу и сделаю все, что понадобится, чтобы узнать от тебя то, что мне нужно. И может быть, — он зло усмехнулся, — ты только что подписала смертный приговор всем, кого пыталась спасти.
Белль пыталась не слушать его и не верить ему. Но все, что Голд говорил, было так очевидно, так неопровержимо и так просто, что Белль никак не удавалось ухватиться за что-либо другое, что подкрепило бы ее уверенность в том, что она все сделала правильно. К горлу подступила тошнота, как бывает, когда вдруг попадаешь на край обрыва и понимаешь, что опоры больше нет.
Внезапно для себя она шагнула вперед. «Подальше от бездны или поближе?» — мелькнуло в сознании. Теперь Голд был так близко, что Белль могла его коснуться.
— Вы так старательно цепляетесь за свою жестокость. Запираетесь в ней. Если вы на самом деле такой, то зачем это вам?
Голд снисходительно улыбнулся, окинул Белль неторопливым, потяжелевшим взглядом.
— Поверь, дорогуша, тебе не захочется узнать ответ.
Слова расползлись по прихожей темным облаком, и Белль снова попыталась понять, что же, что она натворила.
========== Глава 9 ==========
Когда взбудораженная Эмма вернулась в кабинет готовиться к первому допросу, Мэри Маргарет все еще раскладывала аккуратными стопками принесенные рапорты.
— Удача, — мимоходом объявила Эмма и, усаживаясь за стол, невольно заметила, как напряглись под тонкой розовой кофточкой плечи секретарши.
— Поздравляю, — натянуто проговорила Мэри Маргарет, не отрывая глаз от бумаг.
— Какая тебя муха укусила? — весело спросила она.
Мэри Маргарет молчала, перебирая документы, и вдруг так хлопнула кипой бумаг, что те веером разлетелись по столу.
— Эмма, подругами нас не назовешь, но я неплохо тебя знаю. Скажи как… как тебе это удается? Ты вылавливаешь людей, обрекаешь их на страдания, может, на смерть, и называешь это удачей?
— Это моя работа, — сухо ответила Эмма, сосредоточенно оттачивая карандаш. — И да, я хорошо ее выполняю. — Почувствовав прилив уверенности, она подняла на Мэри Маргарет ледяной взгляд. — Ну а ты? Ты печатаешь приказы, которые отдают люди, подобные мне. Ты ничем не лучше, Мэри Маргарет, просто, — она широко улыбнулась, — незаметнее.
Мэри Маргарет стояла, цепляясь за стол кончиками пальцев, и, как казалось Эмме, серела с каждой секундой.
Когда секретарша выбежала из комнаты, Эмма вздохнула, провела ладонями по лицу и погрузилась в составление рапорта.
***
Белль осторожно приблизилась к камину, возле которого колдовал над содержимым котелка Голд. Она напряженно стиснула пальцы, не зная толком, ни зачем пришла, ни что от него ждет.
— Я подумала и решила, что вы правы, — храбро объявила Белль. — Я поступила безрассудно.
Голд вскинул брови.
— И ты пришла, чтобы это исправить? — невозмутимо спросил он.
Белль, не выдержав, рассмеялась, с удивлением отмечая, как мгновенно рассеялись и напряжение, и даже страх. В ответ на ее смех Голд сдержанно улыбнулся, но от нее не укрылись вспыхнувшие в его глазах лукавые искорки.
Что-то изменилось, как будто декорации остались теми же, и теми же актеры, вот только кто-то на несколько минут изменил сценарий. Кто-то поменял, нет, спутал жанры.
И тут же Белль охватило недоумение, ощущение безмерной неправильности происходящего. Не должно ей быть так… по душе находиться рядом с этим человеком.
Это ощущение отступило, прихватив с собой на время все недоумения, когда она услышала вопрос Голда:
— Ты часто поступаешь безрассудно?
— Настолько — впервые, — призналась Белль, наблюдая, как Голд ставит котелок на открытый огонь и засекает время по наручным часам. — Кстати, вы так и не сказали: «Спасибо».
— И не скажу, — обернулся он.
— Почему?
— Потому что на самом деле ты хочешь услышать не это.
Его голос вновь похолодел, но не настолько, чтобы ей захотелось отступиться.
— На самом деле, — вновь сверившись с часами, продолжил он, — ты хочешь убедить себя и меня в том, что я не такое чудовище, каким меня все считают. Ты хочешь попросить за тех, кого я разыскиваю. Ты хочешь не просто поменять правила моей игры, Белль, ты хочешь задать свои. Это бессмысленно.
Скрывая подступившие к глазам слезы, она нагнулась над камином, втянула поднимающийся от котелка запах. Пахло корицей и шафраном.
— Что это? — спросила Белль, надеясь, что голос не дрогнет, и протянула руку к крышке.
— Осторожно, металл слишком… — заговорил Голд, перехватывая ее руку, но она, вскрикнув, уже отдернула обожженную раскалившейся крышкой ладонь, — тонок.
Голд все еще сжимал ее запястье, и Белль подняла на него расширившиеся от боли глаза.
— Глупая девочка, — раздраженно бросил он, выпуская ее руку. Отойдя, Голд порылся в каком-то шкафчике и вернулся с ярко-оранжевым тюбиком.
— Возьми.
Белль протянула левую руку за лекарством и, не дотрагиваясь до тюбика, посмотрела ему в глаза.
— А разве сейчас не самое время задать мне несколько вопросов? — подрагивающим голосом спросила она, злясь на ту, другую, ненастоящую Белль, которой на мгновение, когда он держал ее руку, стало необъяснимо тепло на сердце. — А потом, в награду, предложить мазь. Разве не так вы поступаете?
Голд несколько секунд молчал, лицо застыло. Потом он грубо притянул левую руку Белль и вдавил в ладонь тюбик.
Когда он, отойдя, вновь склонился над котелком, Белль, все с тем же, огненным комочком подпрыгивающим в груди бесцельным упорством, спросила:
— С какой войны вы сбежали? Я слышала ваш разговор с тем человеком. — Голд, не оборачиваясь, методичными движениями помешивал угли. — Вы сбежали, а потом примкнули к тем, кто оказался сильнее, кто добыл эту силу жестокостью и разрушением. Это и было вашей сделкой?
Он обернулся.
— Это и было моей сделкой, — безразлично повторил Голд.
Белль вдруг захлестнула горечь.
— Поэтому вы так цепляетесь за свою жестокость. Она и есть ваша сила, а другой вы не знаете.
Голд задумчиво облокотился о каминную полку, не сводя с Белль глаз.
Белль сильнее охватывало ощущение неправильности происходящего. Все сходится и все не так. Все очевидно и все загадочно.
Все неправильно, но страха нет, а желание разобраться, понять, становится сильнее.
Если бы только он не мешал ей!
А он тем временем вновь заговорил:
— Впечатляет. И что я должен ответить? Зааплодировать твоей проницательности, умилиться, продемонстрировать, насколько я на самом деле жесток? Что ты выберешь, Белль?
Белль покачала головой, не то отказываясь от его предложения, не то признаваясь в растерянности.
— Я хочу понять, почему я не жалею о том, что спасла тебе жизнь! — вдруг едва ли не с отчаянием вырвалось у нее.
Вновь повисло молчание. В глазах Голда непроницаемость постепенно растворялась усталой скорбью.
Вдруг он с какой-то странной злой беспомощностью улыбнулся.
— Моя жизнь — затянувшаяся дурная привычка, Белль. Может быть, именно поэтому тебе и не жаль.
Отвернувшись, Голд сухо произнес:
— Ты, я думаю, уже поняла, что пока останешься здесь. Сбежать не пытайся, это плохо отразится на семье твоего отца. В соседней комнате кушетка. Сделай так, чтобы следующие восемь часов тебя не было видно и слышно.
Белль, сжимая в руке тюбик, добралась до двери.
Уже проворачивая дверную ручку, она произнесла:
— Я не жалею не потому. Никто не должен так бессмысленно ненавидеть себя, — она сглотнула. — Даже чудовища.
В коридоре она замерла, вконец, подчистую измученная этим бесконечным, начавшимся со спасения бабочки и завершимся спасением эсэсовца, днем; днем, который Белль провела, играя в кошки-мышки.