— А что, Семен уже генерал? — спросила Шаблий, и Перелетный снова не знал, что ей ответить в присутствии штурмбаннфюрера.
— Герр штурмбаннфюрер! У Софьи тут часто бывает одна девушка. Может, она знает?
— Приведите! — приказал Вассерман.
Перелетный опрометью выскочил из хаты.
— И вы думаете, это искусство? — говорил тем временем Вассерман, кивая на стены.
Теперь все в этой хате казалось ему примитивным, простым, как у первобытных людей, а хозяйка — автор всего нарисованного и вышитого — человеком неполноценным. И следовательно, она подлежит уничтожению, как и миллионы украинцев. «Если ничего не знает и девчонка, я прикончу эту ведьму…» — твердо решил Вассерман.
Перелетный привел Таню, которая была без пальто — время не ждало. Встревоженная, с румянцем на щеках, Таня беспомощно замерла у порога.
— Спрашиваю в последний раз, — решительно сказал штурмбаннфюрер, обращаясь к Софье. — Где сабля? Сейчас же веди нас!
— У меня ноги больные, — ответила Софья, кивнув на костыль, стоявший у порога.
— Подать!
Таня принесла костыль, губы у нее дрожали. Вдруг она жадно схватила воздух, как рыба, выброшенная на берег. Это замешательство заметил Вассерман и в тот же миг выкрикнул:
— Обе ведите нас! Вы знаете, где сабля!
— Нету сабли! — ответила Софья.
— Ничего я не знаю! Ничего! — воскликнула девушка.
— Ты же рассказывала, что Андрей писал контрольную о казацкой сабле, — вкрадчиво напомнил Перелетный, сейчас ему хотелось утихомирить гнев Вассермана.
— Это легенда. Ребята выдумали. Им эти сабли да винтовки во сне снились. Что, вы сами не играли с ними в войну? — простодушно посмотрела она на Вадима.
— С ними не играл! Скажи, где сабля, и все обойдется. Зачем она старухе?
Таня смотрела прищуренными глазами на Вадима, и ему казалось, что он чувствует ее горячее дыхание. Эта прекрасная, как сама юность, девушка дышала ненавистью к нему. В это мгновение штурмбаннфюрер выстрелил из пистолета в ногу Софье.
Таня бросилась к ней, закрывая ее собою.
— Не убивайте ее! Не убивайте! — закричала в отчаянии девушка. — За что вы так? За что?
— Отдайте саблю! — крикнул Перелетный, взяв девушку за плечо, чтобы повернуть лицом к Вассерману.
Прикусив губу до крови, Таня вдруг ударила Перелетного по лицу и тут же поняла: теперь смерти не миновать обеим. Она зарыдала, прижимаясь к Шаблий.
— Что им нужно от нас?
— Это они за Сталинград, дочка! За то, что мой племянник генерал, что бьет их нещадно! Позор вам и матерям вашим, породившим таких крыс! Сжальтесь хотя бы над девушкой!
«И тут Сталинград! Этот проклятый город на Волге, а дух его витает тут, над Днепром, и повсюду. Вчера Лосев говорил о Сталинграде, сегодня отец с матерью… И еще вот эта старуха стоит, как скифская каменная баба, и бьет его, Перелетного, и штурмбаннфюрера этим словом «Сталинград». Или уж и вправду там немцам так паршиво?»
Еще два выстрела. Стрелять штурмбаннфюрер умел. Вот в этом он художник. Этими выстрелами он еще раз прострелил ногу старой Софье, а заодно и девушке.
— Связать! Вести по улице, пока не покажут, где сабля! — приказал Вассерман. — Слышали? — обратился к Софье и Тане.
Подручные штурмбаннфюрера связали старой женщине и Тане руки веревкой и выволокли обеих на улицу.
И чудо: Шаблий, стоя на коленях, стала переставлять свои еще в детстве искалеченные, только что простреленные ноги.
— О, так, так! — выкрикивали солдаты.
За ней пошла Таня, качаясь из стороны в сторону. Она видела, как из дворов под прицелами автоматов выходили люди, застывали, пораженные этой немыслимой для человеческого рассудка процессией. Сейчас девушка поняла: все это представление офицер задумал еще раньше, так как не рассчитывал, что Шаблий добровольно отдаст саблю, добытую ее пращуром в поединке с турецким пашой. Таня смотрела теперь только на бабушку Софью. А та, превозмогая боль, переступала с колена на колено и гордо держала голову.
«За Сталинград, дочка! — звучали ее слова в Таниных ушах. — За то, что мой племянник генерал, что бьет их нещадно!..» Генерал Шаблий и, наверно же, его сын Андрей бьют фашистов в Сталинграде, а вот эти вояки истязают их, беззащитных женщин, в родном селе.
Они уже прошли несколько сот метров, оставив три ручейка крови на белом снегу. Всякого повидала на свете Софья Шаблий. Но то, что ей пришлось пережить сегодня, потрясло всю ее душу. Сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди: «Не видать вам, ироды, нашей сабли! Таня знает, что есть сабля, да не знает, где она. Один лишь человек на свете знает — друг Андрея, пограничник Терентий Живица. Он расскажет Семену и Андрею. А погибнет Терентий — пусть сабля останется в родной земле, под трехсотлетним дубом. Это наша сабля, это наша слава и гордость!»