Остановились на миг перед калиткой. Через щель Шмель увидел аккуратный двор. У веранды, отражающей стеклами заходящее солнце, длинная скамья и стол, накрытый скатеркой в цветочках. На столе кварта с горилкой, колбаса, в миске нарезанный хлеб, красные помидоры. Поднимался пар от тарелки с вареными кукурузными початками.
На лавке сидел босой мужчина. Пальцы его ног то сгибались, то разгибались, отдыхая на тихом ветерке. Сапоги с распоротыми сверху голенищами стояли рядом. На плечах немецкого френча были погоны обер-лейтенанта, а на руке треугольник с буквами РОА — эмблема власовцев.
Шмель резко открыл калитку и вошел вместе с Колей в чисто подметенный двор. Пальцы босых ног Пужая сразу же согнулись от неожиданности, а весь он передернулся, будто кто-то кольнул его шилом. Инстинктивно он приложил куцеватый палец ко рту: дескать, тихо, не мешай тем, кто в избе. Шмель кивнул головой и тоже прикрыл свой рот пальцами.
— Гутен абенд! — шепотом поздоровался Шмель, быстро схватил автомат, лежавший на широкой лавке подле Пужая, и жестом показал, чтобы тот поднял руки. И едва лишь Пужай успел разинуть рот, Шмель вытащил из его кобуры пистолет. — Ди куз да, Пужай! Верным псом стережешь своего господина?.. Но хватит политики! Чего вылупился? Я из отряда «Пятая застава» — от Ивана Опенкина и Артура Рубена!
Что угодно мог ожидать в этот тихий августовский вечер бывший старший лейтенант Красной Армии, ныне власовец Никита Пужай, но только не такой встречи.
— Хочешь жить, Пужай, выполняй все мои распоряжения без писка. Обувайся. Идем к дрезине. Сторожем ты оказался ненадежным. Пусть господина коменданта охраняет этот «замо́к», — Шмель вынул из кармана «лимонку» и провод. «Лимонку» привязал к дверной ручке, а кольцо взрывателя соединил с петлей на косяке.
Пужай заискивающе посмотрел на Мукагова и сложил руки, будто собирался прочесть молитву и стать на колени.
— Я, понимаешь, понял тебя, кабардинец…
— Я осетин!.. И ты мне не виляй, как собака, хвостом! Где сейчас хозяйка этой хаты?
— А ты не убьешь меня?.. Хочешь, в аллаха буду веровать?
— Осетины православные, как грузины и армяне. В аллаха он будет верить! В Гитлера ты поверил, собака! Где хозяйка?..
— На огороде.
Шмель кивнул Коле-маленькому, и мальчик подался на огород.
— Шнель! Шнель! — торопил Мукагов пленного. — Не на ту ногу надеваешь, олух!
Через полчаса они покинули двор. Пошли мощеной дорогой к шлагбауму, а потом рвом, отделяющим железнодорожную насыпь от пристанционной улицы, направились к дрезине, которая стояла на запасном пути. На автодрезине дремал моторист. Он удивился, что Пужай вернулся раньше, чем всегда, и не с командиром, а с другим офицером.
— Едем сейчас… Таков приказ господина Ноймера! — объяснил Пужай.
Моторист хлопнул ладонями, давая сигнал стрелочнику, чтобы тот перевел рельсы на основную магистраль. Автодрезина двинулась. Стрелочник вынул из чехла зеленый флажок. Шмель козырнул. Пужай тоже.
Еще минута, и они выпутались из сплетения линий, загроможденных эшелонами. В лицо бил встречный ветер, из лесов, уже погруженных в полутьму, веяло прохладой. Однако Пужаю казалось, что он сидит на жгучем солнце. С него потоками лился пот. Он расстегнул все пуговицы кителя, дышал тяжело, сидя с закрытыми глазами.
«Зачем, куда он меня везет?..» Он раскрыл глаза и увидел в руке Шмеля парабеллум. Глаза у кавказца горели огнем.
Колеса автодрезины ритмично постукивали на стыках. «Молчит абрек-басурман! — снова глянул Пужай одним глазом на Шмеля. — Если б нужна была ему моя жизнь, мог бы прикончить меня вместе с господином Ноймером на дворе или в хате. Даже без выстрела — кинжалом!..»
Мукагов сидел неподвижно, держа пистолет наготове. «Значит, я им зачем-то нужен! — перевел дух Пужай. — Зачем?.. Чтобы отправить на ту сторону фронта, отдать под суд?..»
И снова вздрогнул Пужай. Что он там скажет в свое оправдание?..
«Убегу, — решил он вдруг. — Лучше уж шею свернуть, чем попадаться в лапы парашютистов-пограничников…» Пужай набрал воздуха, словно хотел нырнуть глубоко в воду, но именно в эту секунду цепкая, как когти орла, рука схватила его за шиворот.
— Помилуй бог! Я сидю, понимаешь, смирно!.. — испуганно вскрикнул Пужай.
Шмель ослабил свои «когти», и пленный потер короткую и толстую шею, о которую можно было гнуть ободья.
«Судьба», — вздохнул Пужай. Конечно, он бы не встретился со Шмелем, если бы его не перевели в гарнизон гауптмана Ноймера, охранявший важный объект — железнодорожный мост. Тут, конечно, жизнь не то что в лагере. Есть что есть, есть что пить, в речке рыбка водится. А по субботам Пужай с гауптманом ездят в гости к госпоже, то есть фрау Изольде, которая служит на станции в жандармерии. Чем не жизнь! Так на тебе — черти принесли Шаблиевых парашютистов и сюда! Можно подумать, что генерал Шаблий лично из своего штаба следит за каждым шагом Пужая.