На этом участке заставы Шаблию все знакомо: и здания бывшей таможни, в которых разместилась застава, и тропки в плавнях, и деревья на дворе, и даже клумбы.
— Обстановка напряженная — это очень общо! — обратился Шаблий к начальнику заставы Тулину. — А конкретней?
— В трех местах на том берегу расквартировано две дивизии. За последние три недели мы задержали двадцать пять лазутчиков. Непрошеных гостей интересует дислокация частей Красной Армии, аэродромы, типы самолетов, а также степень технического оснащения войск.
— Ведут себя наши соседи довольно нахально, — заметил Шаблий.
— В дотах на том берегу устанавливают пушки и пулеметы. Дней десять тому назад начали выселять местных жителей с прибрежной полосы. Только против участка нашей заставы — пехотный полк, пограничный батальон, три артиллерийских дивизиона.
— Вот это уже довольно конкретно, хотя для нас и неутешительно, — сказал Шаблий.
— Их силы нам известны, — продолжал капитан Тулин. — А вот намерения…
Двери в канцелярию открылись, и, чеканя шаг, вошли ефрейтор Иван Оленев и рядовой Андрей Стоколос.
— Товарищ полковник. По вашему приказанию явились… — начал докладывать Оленев.
— Вольно! — радушно, по-отцовски сказал Шаблий и усмехнулся. — Здравствуйте!
Полковник подошел к Оленеву и пожал ему руку. Потом прижал Андрея к груди.
— Сын мой!
Сняв с Андрея фуражку, Семен Кондратьевич провел рукой по ершистому чубу Андрея. Каким дорогим был для Шаблия этот названый сын, не по летам задумчивый. Шаблий был не из тех, кто стыдился своего чувства на людях, потому что было оно искренним, и он не прятал его от других.
Еще раз взглянув на сына, Шаблий подошел к карте. Он как будто собирался с мыслями. На лоб спадала прядь русых волос. Серые глаза смотрели будто из глубины и были задумчивые и грустные. На гимнастерке орден Красной Звезды и серебряная медаль «20-летие РККА». Полковник был, как всегда, подтянутый и стройный.
— Что скажете? — обратился он к пограничникам, кивнув на карту.
— На той стороне реки подозрительная возня, — ответил Андрей.
— Вот именно! Только чуть стемнело, так и начали греметь танки прямо до утренней зари, — горячась, добавил Оленев.
Стоколос заметил, что в канцелярии, кроме двух телефонных аппаратов, стоял еще и высокий ящичек, на котором блестела панель с черными ручками. Это рация. Еще взгляд — и перед ними карта. План участка границы, за который отвечала перед страной их застава, все бойцы знали хорошо. А вот полосу государственной границы всего отряда с укреплениями, уже построенными, и теми, что строятся, Андрей видел на карте впервые.
— Их техника сосредоточивается вот в этом урочище, — показал на карте Андрей. — Тянули ночью и гаубицы — на перекатах тягачи шли на первой скорости.
Капитан Тулин и полковник Шаблий переглянулись, скрывая улыбки. Им понравилась в ответах бойцов убедительная доказательность.
— Да вообще солдаты на том берегу ведут себя слишком нагло. Один жандарм из их пограничной службы, заметив меня и Оленева, погрозил кулаком, — продолжал докладывать Стоколос. — А на рассвете через Прут перелетел немецкий «Фокке-Вульф-190». А вот почему наши не шуганули его — неизвестно!
Наступило долгое молчание. Стоколос ругал про себя зенитчиков и пилотов-истребителей, не шевельнувших пальцем при виде чужого самолета. Оленев удивлялся умению Андрея вот так четко формулировать доказательства. Большое дело — погрозился кулаком солдат. А Стоколос представил это так, что теперь придется и спать с винтовкой. Иван Оленев не думал, что беда может случиться, хотя и жила застава напряженно. Перемелется. Существует же договор с Германией о ненападении.
Стремительно вошел старшина Колотуха. Присущим только ему лихим движением правой руки он козырнул и, щелкнув каблуками, четко отрапортовал:
— Товарищ полковник! Личный состав заставы построен.
— Хорошо, — ответил Шаблий, — сейчас идем.
— Разрешите? — все еще держал руку под козырьком Колотуха, искоса поглядывая на Оленева: дескать, вот как нужно говорить с командиром.
— Идите!
— Есть! — Колотуха молодцевато повернулся, чуть качнувшись, и прошагал так, что даже эхо четко прошагало по комнате.
— Вот служака! Такому хлеба не давай, лишь бы маршировать да командовать! — прошептал Оленев Андрею, выходя из канцелярии.
Оба стали в строй, когда к бойцам подошли полковник Шаблий и капитан Тулин.