— Какое еще «превосходительство»? «По какой дороге вы поедете, сестрица Пьедаде?» — вот как нужно спрашивать! Отсюда я отправлюсь к нижним капеллам верхом на ослике нашего арендатора. Мне кажется, я смогу подняться верхом, а если нет, то я пойду по лестнице.
— Я буду ждать вас у нижних капелл, — ответил Алвару.
— Хорошо. Только, пожалуйста, не утомляйте себя.
Тут из глубины дома прозвучал крикливый голос:
— Сегодня в этом доме не подают завтрак? Куда изволили запропаститься сеньор виконт и Пьедаде?
— Мы сейчас придем, маменька! — отвечала Мария.
Алвару пожал руку отца и, целуя ее, произнес:
— Золото не может принести счастье вашему превосходительству. Тот, у кого есть такая дочь, теряет право на любое другое богатство.
Когда Мария да Пьедаде увидела портик храма, она заметила, что там останавливается коляска с двумя слугами, сидевшими на мягкой подушке. Она спросила у дворецкого, знаком ли ему этот экипаж.
— Это коляска одного бразильца, который приехал в Бон-Жезуш неделю назад. Еще вчера я видел его в этой коляске рядом с церковью Богоматери в Белом. Он очень похож на брата вашего превосходительства.
— На братца Эйтора?
— Да, моя сеньора, особенно когда тот вернулся из Африки шесть лет тому назад.
Мария неосознанно дернула за поводья своего осла и, глядя на дворецкого, медленно произнесла:
— Значит, он похож на братца Эйтора?
— Как две капли воды. Такое случается, сеньора.
Она была очень взволнована. Приблизившись к коляске, она увидела, как дверца открывается изнутри и оттуда выходит Алвару.
Она издала восклицание и попыталась вырваться из рук, которые поддерживали ее, когда она спешивалась.
— Я вижу, что моя сестра радостно принимает поддержку от своих братьев, только когда они бедно одеты! — говорил он, улыбаясь. — Не окажете ли вы мне любезность продолжить поездку в моем экипаже?
Пьедаде спустилась на землю, оперлась на его руку и села в коляску. В волнении она выронила на соболью полость белый платок, в который аккуратно был завязан тяжелый сверток. Алвару поднял его и задержал в своих руках, видя, как она торопится забрать его себе.
— Что это? Давайте посмотрим, сестрица Пьедаде. Мне кажется, что то, что здесь завернуто, должно подтвердить смысл вашего имени — ведь «Пьедаде» означает «Сострадание», а здесь я вижу братское сострадание. Вы привезли вспомоществование больному и нищему брату, не так ли?..
— Я подумала, что… — пролепетала Мария.
— Подумали, что сейчас больше не сочиняют романов о богачах, притворяющихся бедняками? Вы правы, сестрица Пьедаде, я — живое опровержение всех правил. А теперь позвольте, я рассмотрю все эти вещицы, которые принадлежат мне, — и он начал развязывать уголки платка.
— Не надо… — заговорила она, — не смотрите… прошу вас…
— Я не буду смотреть, но сохраню их. Они принадлежат мне. Если у меня есть какая-нибудь ценность, которая наполняет мне душу, то вот она. Пьедаде, взгляните, взгляните на меня. Вам не кажется, что я лучше выгляжу? Видите, что такое счастье?! У меня не болит грудь, меня больше не лихорадит, и я даже чувствую — простите мне эту прозаическую прямоту — чувствую желание пообедать… Я здоров! Хотите, я расскажу вам обо всем, что сложилось в моем сознании, в моей совести и в моем сердце? Неделю назад я вошел сюда, не имея веры, и во всем этом видел лишь насмешку несчастья. Теперь я ощущаю себя верующим. Мне нужна молитва… Когда я опущусь на колени перед образом Христа, вы ведь будете рядом со мной, правда? Просите Его, чтобы Он даровал мне здоровье, чтобы Он сохранил мне жизнь, и я смог бы любить вас, моя любимая сестра. Просите Его со слезами, как плачу я…
И, рыдая, он спрятал лицо в платок, в который были завязаны драгоценности Марии да Пьедаде.
Когда они вышли из коляски во дворе гостиницы в Боа-Виште, к ним подошла дама, одетая в темное шелковое платье строгого покроя.
— Это моя мать, — сказал Алвару и, спустившись, поцеловал ей руку.
Если бы вместо Бога не существовало ничего, то и это Ничто растрогалось бы при виде слез, проливаемых с верой.
Когда Мария да Пьедаде и мать Алвару простерлись у Христова креста, к ним вернулся румянец. Они просили о здоровье сына и брата, прижимаясь к ногам Искупителя.
Алвару выздоровел.
Спас ли его счастливый случай? Была ли то братская любовь, безграничная и святейшая любовь, которая освободила его от мыслей о смерти и наполнила жизненными силами, которые слепая наука не признает за чудом и приписывает тайне?