И, захлебнувшись в рыданиях, она согнулась, закрывая лицо руками.
Рассуждения аббата оказались вполне справедливыми. После того как Дионизиу Жозе Брага получил назад записку от находившейся вне себя служанки, — она была оскорблена коварством, с которым приказчик переслал свое письмо, — он сложил одежду в жестяной короб и потребовал свидетельство о своей беспорочной службе. Оно было написано аббатом и подписано Томазией.
Потом священник спустился в аптеку и, среди прочих любезностей, сказал фармацевту, что тому следовало с уважением отнестись к щепетильным обстоятельствам дамы, которая способна внушать скорее сострадание, нежели любовь.
Дав волю гневной иронии, Дионизиу спросил аббата:
— А вашей милости что она внушает?
— Мне? Чувство дружбы и уважения — то, что она и может внушать священнику моего возраста.
— Врете вы, сеньор аббат, — грубо и язвительно возразил его собеседник.
Крестный младенца Алвару, который в пятьдесят семь лет оставался по-прежнему крепким и в жилах которого струилась турдетанская кровь,{360} ощутил непривычный озноб в области спинного хребта и бросил взор на ступку с пестиком. Однако он подчинил гордый дух дворянина терпению христианского пастыря и, сделав над собой усилие, кротко сказал фармацевту:
— Ступайте с Богом и… ступайте с Богом!
За свою жизнь, полную драматических событий и опасных любовных страстей, Дионизиу получал взбучку, только если не удавалось вовремя ускользнуть через дверь осторожности, в крайнем случае — через окно, в зависимости от обстоятельств. Выражение лица священника и его косой взгляд, устремленный на ступку, отдались у Дионизиу в ребре, сломанном в Вилар-де-Фрадеше. По этой причине он подавил ярость и поклялся дать ей выход, только если это не нанесет ущерба его целым ребрам.
В тот же день он занял место в аптеке в Понте-де-Пе и пустил слух, что покинул Ажилде из-за того, что аббат Педрасы приревновал его. Местные рыцари, истосковавшиеся по скандалам, распространили эту клевету и подтвердили сплетню, что лицемер-аббат отправил в Бразилию сына, которого в церковной усадьбе знали под именем Алвару-Найденыша.
— Я его отлично знаю, — вспомнил один рыцарь из Арку. — Этот парень в прошлом году побывал в Педрасе. О нем говорят, что он женился в Рио-де-Жанейро на большой богачке, и еще говорят, что священник — его крестный отец.
— Он — просто отец, — решительно заявили все прочие.
И каждый из собеседников поведал свою историю о распутных священниках. Одним из рассказчиков был уже знакомый нам поэт из Рефожуша, который в отсутствие Вашку Перейры смог вернуться в родные места и снова принять на себя обязанности «Ювенала в Кабесейраше». Он потирал руки, вздергивал губу в угрожающей улыбке, которая обнажала его гнилые зубы, и говорил, грызя сигару, что собирается написать роман, мечущий громы и молнии против попов. Его горячо одобряли, и он сразу же нашел пятьдесят подписчиков на свое сочинение. Импровизируя сюжет, он объяснил, что монах-расстрига из Педрасы будет главным героем, а Томазия — главной героиней.
Если бы священники писали романы о сочинителях, сколько бы они создали произведений, совершенных и правдивых, как сама истина! О, клирик, стань романистом и изобрази священников, которых побудил к безнравственности пример прославленных мирян, обвиняющих церковнослужителей в невежестве! Когда они на равных померяются силой на этом турнире, мы узнаем, сколько подлинных распутников, не имеющих тонзуры, приходится на одного «падре Амару», который привязывает сыну камень на шею и собственноручно топит его.{361} Однако, пока в романе плетется нить невероятных злодеяний, не следует опасаться, что эта увлекательная литература может принести большой вред, если обычные злодеяния в жизни столь многочисленны.
Томазия закрыла аптеку в ожидании, пока аббат наймет в Порту нового приказчика. Прибывший фармацевт своими познаниями не поднимался над заурядным и безграмотным учеником. Аптека под управлением Дионизиу была современной — туда поступали французские лекарства, в ней продавались бандажи из замши, никелированные спринцовки, а в витрине из бальзамового дерева{362} стояли пестрые флаконы. Местные врачи рекомендовали именно ее. Теперь аптека в Ажилде сохранила лишь тех пациентов, которые лечились горчицей, мальвой и цветом бузины.