— Клевета! — воскликнул Вашку.
— Полно чваниться! Тебя отвращает мысль о том, что женщина, воспитанная твоей утонченной страстью, теперь досталась старому монаху из Тибайнша! Можешь об этом расспросить аптекаря из Понте-де-Пе…
И кузен рассказал Вашку все, что знал, тем самым убедив его. Вашку долго смеялся — тем смехом, который выказывается лишь дрожью подбородка и гортани. В глубине души он был раздосадован тем, что человеку, украшенному сединами и обширным чревом, удалось заглушить жалобы Томазии, которая не могла утешиться, расставшись с Вашку.
— Какими же ослами мы были! — говорил он кузену Абреу. — Мы ведь думали, что несем большую ответственность за этих пташек, потому что гоняем их с одной крыши на другую!
— Вот как! А я всегда считал, что это они меня искушают, и от души печалился, что вспугиваю зайцев, которые достаются на обед другим!
И, продолжая беседу в подобном метафорически-охотничьем стиле, они единодушно пришли к заключению, что Томазия была настоящей дочерью аптекаря.
Учительница воспитывала сына и благодаря прилежности, которая творит чудеса, изучила то, чего не знала раньше, и что теперь должен был знать ее Алвару. Что касается жизненной стези воспитуемого, то она уже была предрешена. Крестный постановил отправить его к своему приемному сыну, который разбогател в Бразилии.
— Он был найденышем, — рассказывал аббат, — которого мне принесла Мария Моизеш,{365} чтобы я окрестил его.[13] Она меня улестила, я принял мальчишку в дом, и он так у меня и остался. Потом он пошел в школу, проявил недюжинные способности, и вот мой найденыш уже захотел стать доктором.{366} Но мои возможности не простираются столь далеко. Я отослал его в Рио. Мальчик вел себя так достойно, что казалось, он хочет стать родоначальником новой славной фамилии, поскольку сам-то не помнит никого из родных. Патрон выдал за него дочку с большим приданым. Но, по несчастью, и жена, и сын его умерли. Сейчас он богат, но несчастен. Он хотел бы, чтобы я перебрался в Рио, я же хочу, чтобы он приехал ко мне. На это он отвечает, что опасается праздности — ему нужно трудиться и уставать, чтобы погружаться в сон и забывать о своем горе. Мой Алвару отправится к тому, кого также зовут Алвару. Я накажу им по-братски любить друг друга.
Томазия слушала аббата в слезах, но не спорила с ним. Алвару был беден. Никто не желал арендовать их дом в Ажилде, аптека же превратилась в источник скверных и едких запахов, которые исходили из старых облупленных флаконов из желтого фаянса. В аптечных ящиках безнаказанно поправляли здоровье крысы, которые грызли лечебные травы и с неподражаемым цинизмом поглядывали на флакон с мышьяком. Потерявший все краски Архангел Михаил был оплетен филигранью паутины. Паук с черным брюхом прицепил один край сработанного им кружева к рогам дьявола, а другой — к шлему ангела. На чашах весов разыгрывались отвратительные сцены — паучихи, насладившись супружескими ласками, пожирали здесь своих мужей в соответствии со сложившимся у них скверным обычаем. Латунные чашки были усыпаны бренными останками пауков. Об аптеке забыли все, кроме уличных мальчишек, которые бросали гальку через слуховое окно и наслаждались, слушая, как она звенит, ударяясь о выпуклые стенки бутылей.
Итак, сын Вашку Перейры Маррамаке был обездоленным ребенком, однако материнская любовь не должна была отвращать его от труда и судьбы, уготованной ему крестным. Двенадцатилетний мальчик сжимал мать в объятиях, умоляя не отправлять его в Бразилию. Он говорил, что умрет там по причине слабости здоровья. И действительно, это дитя было вспоено не только молоком матери, но и ее слезами. Он вырос некрасивым, тощим и бледным, какими бывают дети из богатых и старинных семейств. Его утомляла учеба, с ним случались внезапные помутнения сознания, и он впадал в сонливую рассеянность. Тогда мать говорила своему куму:
— Этот мальчик скоро умрет.
Аббат пренебрегал ее предсказаниями, но сам также был склонен предсказывать будущее:
— Через несколько лет Алвару вернется домой богачом!
— Богачом? К чему?.. Пусть привезет столько, чтобы ему хватало на жизнь… Можно обходиться такой малостью! А может, стоит выучить его ремеслу?
— Уж не сапожника ли? Конечно, это будет первый сапожник в роду Маррамаке, хотя мой дед знал прапрабабку сеньора из Ажилде, которая жила в Ланьозу и кроила стельки. Но лучше не взращивать вновь побег сапожников на этом прославленном древе. Достаточно того, что он появится сам, когда будут утрачены родовые владения…