Аббат Педрасы был не только злоязычным знатоком генеалогии, он еще имел обыкновение подробно распространяться об общественных делах, когда Томазия была в настроении слушать его. В этом случае уловка старика заключалась в том, чтобы отвлечь ее от печалей и быть в согласии с ее материнской любовью.
Он написал в Рио своему приемному сыну и сообщил, что воспитывает другого Алвару, предполагая вручить мальчика его попечениям, а также рассказал чувствительную историю этого ребенка, не знавшего отца. Бразилец не ответил — он сам приехал за обещанным ему сыном. «Будь ему отцом», — сказал крестный.
Томазия воодушевилась, когда увидела опекуна своего Алвару. Это был человек двадцати шести лет, с лицом, омраченным нежной печалью, который смягчал свои горькие речи отрешенной улыбкой.
— Я тяжело болен, — говорил он Томазии, — и если я умру, ваш сын, сударыня, вернется к матери с достаточным состоянием. Вы можете доверить его мне, и мы все будем любить друг друга. Представьте себе, я столь огорчен жертвенностью моего крестного отца, который не позволяет помогать ему, хоть я имею для этого тысячу возможностей, что мне хочется отплатить ему добром, облагодетельствовав его нового приемного сына. Мое сердце полно любовью, не имеющей выхода. Я не знал любви ни к отцу, ни к матери. У меня были жена и сын. Вся любовь, которую я им посвятил, будет предназначена теперь тому, кто не является мне ни супругой, ни чадом, — это счастье невозможно повторить.
Алвару Афонсу да Гранжа выехал из Арку в Рио-де-Жанейро в 1863 году. Тогда ему не было и двенадцати лет. Ныне бразилец имел склонности, обычно не свойственные серьезным и основательным денежным людям. Он пытался сковать воедино обыденность и трогательные события, присущие идеальной жизни в романах. В Лиссабоне он захотел побывать в парламенте, чтобы увидеть отца своего воспитанника — недавно тот получил титул виконта Ажилде. Бразилец поднялся на галерею для зрителей вместе с мальчиком и спросил одного из соседей:
— Не будете ли вы любезны сказать, есть ли среди этих депутатов виконт Ажилде?
— Это вон та скотина, которая говорит с другой скотиной… — услышал он.
И собеседник назвал имя этой «другой скотины», которое я из деликатности не повторяю, к тому же совершенно не опасаясь, что она меня прочтет.
Алвару не стал удерживать в памяти классификацию зоологических парламентских разновидностей. Однако он запомнил, что виконт Ажилде — это человек с нафабренными усами, в монокле, лысый, со смуглым, суровым и худым лицом.
— Он просит слова, — сказал их осведомитель и продолжал: — На какую сумму вы готовы побиться об заклад, что в двух словах виконта будет три глупости?
— Я не хочу биться об заклад, потому что услышал уже четыре глупости, — ответил Алвару.
— Значит вы, что бы мне ни говорили, родом из Порту и на короткой ноге со щеголями из «Швейцарского кафе»?{367} Подождите, сейчас этот кабан захрюкает.
На этот раз виконт посрамил критика, который принадлежал к оппозиции. Кстати, критиком оказался тот самый поэт из Башту, который хотел написать роман про аббата и который стал корреспондентом одной газеты в Порту.
Виконт требовал постройки дорог в Минью. Обнаружив сносное английское произношение, он заявил, что Брага — одно из наших rotten-boroughs («гнилых местечек»),{368} которые безразличны правительству. Он сказал, что Башту зажат между непроходимых гор. Потом он спросил у председателя, не живем ли мы еще в Средние века.
— Видали осла? — заметил стихотворец из Рефожуша. — Он спрашивает, не Средние ли у нас века?
— Будьте добры, дайте послушать.
Оратор добавил, что во мраке Средневековья феодал не нуждался в дорогах, потому что жил замкнуто в своем родовом замке с башнями, вне национальной артериальной системы.
— Какой осел! — повторил корреспондент «Национальной газеты», делая заметки. — Этот человек глупее двух ослов вместе взятых!
Однако речь виконта внезапно оборвалась, едва начав приобретать остроту. Завершая ее, оратор повторил, что Минью без дорог — это лучший член страны, но член, пораженный гангреной, гниением и общим параличом.
— Вы не могли бы сказать, где живет виконт? — поинтересовался Алвару.
— В Андалусском дворце, у графа Кабрила. Вы проситель?
— Ни в коей мере. Я — бразилец.
— А! Мне так и показалось по акценту… Возможно, вы из Минью и хотите купить у виконта одну из оставшихся у него усадеб… Если так, то в добрый путь! Я знаю, что прошлым вечером он проиграл в салоне у маркиза Низы пятьсот фунтов… Вот-вот он останется ни с чем. Десять лет назад у него было восемь конто ренты, а сегодня и трех не наберется, зато у него шестеро детей.