Привезли нас почти в центр Кабула. Особняк внушал доверие: на воротах стояли часовые в камуфляжной форме, но без знаков различия. Внутри двора дом зачехлен сеткой, во дворе два ящика с песком, рядом стоят пулеметы, в доме у каждой кровати ящик с гранатами. В нашей команде были в основном разведчики, которые работали не только по бандформированиям, но и по лжеформированиям. В задачи входил сбор информации и предоставление дезинформации через агентурную сеть бандформированиям для создания благоприятной обстановки при проведении операций нашими войсками.
Приходилось оказывать медпомощь не только военнослужащим нашей группы, но и резидентам, внедренным в банды. Были случаи, когда на месте простых душманов оказывались главари таких формирований, действовавших в наших интересах.
Гложет память о погибших. Один из тех, кого я знал, был таджик Мансур. По плану проходила рекогносцировка, и его как хорошо знающего местность и язык взяли на операцию. Он показывал районы предстоящей бомбежки, где было скопление бандформирований. Вертолет, зависший в низине над горами, был попросту сбит из гранатомета. Весь экипаж погиб. Отправили мы Мансура в цинковом гробу на Родину.
Ранений у нас в общем-то не было. Но мне приходилось оказывать помощь раненым моджахедам. Там конечно же ранения, и весьма серьезные. Что было у нас в “Каскаде”? Незначительные травмы в БТР и БМП, ожоги и простые заболевания.
“Каскадовских” групп было немало, но все врачи стремились ко мне в “Центральную”. Нам была дана команда обходиться своими силами. Это обуславливалось целями конспирации. Например, приходилось лечить в интересах нашей разведки какого-нибудь басмача.
Специфика моей работы была сродни специфике работы тех людей, рядом с которыми я находился. Ребята спрашивали коротко: “Готов?” И это значило — “на выезд”. При себе имел автомат, пистолет, гранаты и медицинскую сумку. Тогда все это происходило как-то просто. Мне говори-£3—
ли: “Вот наш “источник информации”, посмотри, что с ним...”. Определял, например, — бронхиальная астма. Приходилось осматривать “пациентов” порой даже под наведенным на тебя автоматом.
Вот, например, конкретный случай. Это было в декабре 1981 года, ночью. Я перед этим дежурил и, сменившись, уже давно спал. Разбудили...
У нас было не принято долго расспрашивать, что да как. В горы ехать не пришлось. У разведчиков была явочная квартира на окраине Кабула. Ехали почти час, так как несколько раз останавливали патрули и проверяли документы. Наконец добрались. Зашел в маленькую комнатку. На кушетке лежит “товарищ” в халате и с бородой. Оказывается, заболел он давно. Окружение пыталось лечить его, но видно не получилось, и больному становилось хуже. У него было огнестрельное ранение в ногу, задело мягкую ткань голени, и ранение кисти. С момента получения ран прошло уже наверное дней семь. Если бы еще недельку продержали, началась бы гангрена — и летальный исход неминуем.
С интересной особенностью столкнулся я в Афганистане. Местные жители очень стойкие, иммунозащищенные и по сути никогда не видали таблеток и каких-либо вакцин, препаратов. Лечила их в общем-то сама природа — травы, коренья — да вера в Аллаха. Любые наши таблетки и лекарства, особенно пенициллин, воспринимались как чудодейственные препараты. Но в данном случае пенициллин у них был свой. Рядом с раненым находился фельдшер. Общались мы через переводчика. Любое мое распоряжение выполнялось быстро и безукоризненно. Мои ребята намекнули мне, что этот больной — один из известных полевых командиров. В наших интересах было сделать все, чтобы вылечить его, внедрить в банду своего человека, своевременно давать дезинформацию — словом проводить разведывательную работу.
Конечно обо всем этом я тогда не думал, а лишь догадывался. Лечил этого главаря в течение десяти дней. Лекарство и ежедневные перевязки принесли желаемый результат. Басмач начал понемногу сначала садиться, потом вставать и наконец.самостоятельно передвигаться. С кистью правда у него было похуже: ее функция была утеряна. О судьбе его я конечно же не знаю. Мой командир после этого сказал: “Спасибо, хорошее дело сделал”. Наград никаких мне не давали, но за год пребывания там я получил сразу два досрочных звания — старший лейтенант и капитан.
Был случай, когда ездил и в саму банду. Вопреки всякому здравому смыслу это было днем. Выехали за Кабул, опять на окраину города. На дворе была уже ранняя весна, и снега не было. Помню небольшое селение — несколько саманушек. Внутри стояли койки, напоминая нашу казарму. Но что меня удивило — их маленький полевой госпиталь. Увидев, какими препаратами пользуются фельдшера “духов”, я даже позавидовал. В нашем представлении, например, капельница должна быть установлена на штативе, и раствор самотеком входит в вену. Здесь же были пластиковые пакеты, которые подкладывались под больного, и то же происходило за счет давления его веса. Здесь в глинобитном подвальчике разовые шприцы тоже были для меня сюрпризом. Большой интерес представляли плазмо-заменители крови в пластиковой упаковке.