«Нужно уносить отсюда поскорее ноги», – подумал он.
Эндрю снова протянул руку к двери и попытался нажать на ручку, но та не поддалась. Тогда он, подождав немного, повторил попытку, но и на этот раз – безрезультатно. Он готов был расплакаться от отчаяния. Замок, без всякого сомнения, встретил его недружелюбно, как будто стены могли испытывать какие-нибудь чувства. Эндрю вспомнил о матери и стал мысленно ее проклинать.
– Она-то сама не пожелала остаться со мной в этом дьявольском замке, – приговаривал он. – Что теперь со мной будет?
Покинуть комнату он не мог, потому что дверь упрямо не хотела открываться. Стоять было опасно, потому что в любую минуту что-нибудь могло свалиться ему на голову. Эндрю ничего не оставалось делать, как занять оборонительную позицию па кровати. Ему вдруг захотелось стать маленьким мальчиком, укрыться с головой одеялом, чтобы хоть таким образом отогнать от себя ночные страхи. Осторожно ступая, он направился к кровати. К счастью, ничего не помешало ему, Эндрю медленно опустился на белоснежную простыню и, не снимая ботинок, подобрал под себя ноги. Некоторое время он сидел и прислушивался. Вокруг было тихо. Тогда, немного успокоенный этим затишьем, он решил лечь. Но как только его голова коснулась подушки, Эндрю почувствовал, что его тело проваливается в зыбкую пропасть. Кровать засасывала его в себя!
Эндрю зарычал, как раненный зверь. Но никто не поспешил к нему на помощь. Бедняга орал до тех пор, пока кровать не вытолкнула его обратно. Долгое время Эндрю не мог успокоится. Не в силах больше сдерживаться, он зарыдал. Когда Эндрю уснул, то все еще продолжал всхлипывать.
Гордон Стайгер и его жена долгое время лежали на своей кровати и не могли уснуть. Муж делился с Рейчел радостью от того, что объявился наконец его старший брат. Из комнаты Генри доносились громкие крики. Но это нисколько не удивляло Стайгера. Наоборот ему было приятно слышать, как надрывается за стенкой Генри.
– Мой дорогой брат, – с нежностью сказал Гордон. – Он всегда так кричал во сне. Удивительно, но годы нисколько не изменили его.
– Да, согласилась с ним Рейчел. – Я представляла его именно таким, когда слушала твои рассказы. Знаешь, я тоже, кажется, начинаю любить его.
Гордон поцеловал жену. Они замолчали, прислушиваясь к душераздирающим крикам Генри-Эндрю и вскоре уснули крепким сном.
Глава девятая
ВОСПОМИНАНИЯ ДЕТСТВА
Утром вся семья Стайгеров собралась в столовой. Гордон и Рейчел светились от счастья, они с нежностью поглядывали на Генри-Эндрю, который сидел за столом чернее тучи. Он с отвращением размазывал по тарелке овсяную кашу и хранил молчание. Он выглядел уставшим и недовольным.
У детей тоже не было настроения. Они бросали недружелюбные взгляды на непрошенного гостя и были разочарованы тем, что им не удалось прогнать его из замка. Они очень надеялись, что как только мнимый дядюшка раскроет глаза, то первым делом бросится прочь и больше никогда не появится у них в доме. Но. вопреки ожиданиям, этого не произошло. Сейчас «дядюшка» сидел за столом и лопал овсяную кашу.
«Мой бедный брат, – думал Гордон Стайгер, украдкой поглядывая на мошенника. – Как он застенчив. Я так виноват перед ним! Ведь именно из-за меня он когда-то покинул семью. Господи, судьба забросила в Бермудский треугольник. Как же он настрадался, несчастный! Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы он стал таким же веселым парнем Генри, каким был двадцать пять лет назад».
Чопорный Фрэнк поменял на столе тарелки и молча застыл у двери в. столовую.
– Генри, – улыбнулась Рейчел. – Почему же вы не едите? Я распорядилась, чтобы сегодня к завтраку подали вашу любимую овсяную кашу и морковное печенье. Гордон сказал, что этим блюдам вы всегда отдавали предпочтение.
Генри-Эндрю бросил на женщину косой взгляд. Он не мог скрыть пренебрежения, ибо ненавидел овсянку!
Рейчел заметила это недоброжелательное выражение и, поджав от обиды губы, повернулась к мужу, словно хотела спросить у него, что она сделала неправильно. Гордон Стайгер коснулся ее руки и, желая разрядить обстановку, сказал:
– Дорогая, наш Генри всегда был неразговорчивым, а особенно с утра. Но ты права: его любимым блюдом действительно была овсянка. В детстве он пожирал ее двойными порциями. И наша мама постоянно ставила его мне в пример. Ведь я смотреть не мог на овсяную кашу. Ты помнишь, Генри?
– Угу, – угрюмо буркнул тот, поднося ложку ко рту.
– Что же он сейчас так неохотно ест? – съязвила Венди.
Мать и отец укоризненно посмотрели на дочь.