– Босс! Босс! – хныкал Кислый Юджин, глядя на Гуччи. – Ты чего?
Гуччи еще ни разу не попадал в такой переплет. Он получил смертельное – смертельней не бывает! – оскорбление, и вместо того, чтобы размазать обидчика в лепешку, сам оказался размазанным по потолку... Где же справедливость, черт подери?!
– Мальца никому не трогать! – сдавленно прохрипел он, вращая глазами. – Чистюля – мой!
Уджо Гаечный-Болт с недовольным видом, поморщился, давая понять, что Зубило еще не дорос до того, чтобы отдавать ему приказания... Но смолчал. Если разобраться, то Гуччи просто офонарел от обиды. После того, как тебя обзовут функом, это вполне простительно.
Сверху послышалось шипение. Гуччи-Зубило (вернее, блин, в который он превратился) пригорал от злости. Края блина почернели, из-под них вырывался зловонный дым... Вот-вот бутлегер и вымогатель должен был отлепиться от потолка и приняться за осуществление сурового возмездия.
Каспер вскарабкался на нары, готовый в любую секунду дать последний бой.
– Чистюля, ты «Отче наш» помнишь? – спросил кто-то рядом.
– Отстань.
Крак!..
Подгоревший блин, называвшийся некогда Гуччи-Зубило, оторвался от потолка и с сухим треском врезался в каменный пол. От него откололось два или три здоровенных куска, один из которых, покружив задумчиво по камере, закатился в угол.
– Босс! – истошно завопил Юджин. – Не покидай нас! Каспер молча наблюдал. Он не любил тешить себя безумными надеждами.
Как оказалось, не напрасно. Каждый из кусков вдруг начал стремительно набирать объем, словно надувная игрушка, к которой подсоединили автомобильный насос. Вот обрела свои обычные очертания верхняя часть туловища Гуччи, потом удивленному взору Каспера предстала голова (губы расплывались в зловещей усмешке, а глазки ярко вспыхивали, словно красный фонарь светофора: стой, где стоишь, несчастный!)... Она выкатилась из угла и, подпрыгивая, словно мячик, в мгновение ока преодолела расстояние, отделяющее ее от туловища. Один из кусков подгоревшего блина обратился в ноги Гуччи, другой – в руки.
Наконец все эти разрозненные части со звуком, напоминающим негромкий хлопок, соединились в единое целое.
– А вот и я, Чистюля! – взревел Зубило.
Он был похож на бомбу, начиненную тротилом под самую завязку. Касперу казалось – посмей произнести он хоть ползвука, как детонатор мгновенно сработает, и бомба разнесет его на миллионы мелких частичек.
Вся энергия Гуччи переливалась в правый кулак, который безудержно набухал, раздувался... Когда он вырос до размеров пушечного ядра, Зубило размахнулся и, хекнув, послал его в сторону Каспера.
Кулачище легко отделился от руки, словно отработанная ступень ракеты. С пронзительным свистом он приближался к Касперу. Малыш прекрасно знал, что за жизнь ему бояться нечего – она утеряна для него безвозвратно. Но существует немало способов погасить и тот тусклый красный огонек в глазах привидения, который сами они называют «не жизнью»... Надо только знать, куда бить.
Глаза Каспера забегали... Он попытается увернуться, разрази их гром!.. Попытается!..
– ГРАА-А-У-УУ!! – вдруг раздался жуткий рев, смешавшийся со скрипом распахиваемой двери камеры.
– ГРА-ААА!!. ГР А-А-А-А!!
Перед Каспером мелькнула черная тень – тень куда более густая и черная, чем сама ночь. Малыш вдруг оказался прижатым к полу. Он слабо трепыхался, словно платок из легкого прозрачного шифона, на который наехал танк.
Каспер приподнял голову. На него смотрели желтые, без зрачков, глаза цербера. Из открытой пасти (зубов было столько, что казалось удивительным, как такая пасть вообще захлопывается) тонкой струйкой текла слюна. Она проникала сквозь Каспера, будто не встретив на пути никакого препятствия, и собиралась на полу лужицей. Морда пса чем-то напоминала человеческое лицо, по которому хорошенько прошлись бейсбольной битой. Сходство было бы более полным, если бы не жесткая черная шерсть, покрывающая физиономию цербера.
– Я... я... я...
Малыш был так напуган, что не мог связно выговорить ни слова. Когда он понял это, его чуть не разобрал истерический хохот.
«Лежи. Не шевелись.» – вдруг вспыхнула в голове Каспера яркая надпись.
Он недоуменно покрутил головой.
«Лежи. Не шевелись. Гаденыш.» – снова засверкали неоновые буквы.
Цербер наклонился ближе. Страшные клыки щелкнули возле самого лица Каспера. Мальчишка замер, словно изваяние на крышке саркофага... Пасть отодвинулась.