– И как это понимать? – спросила Вера Юрьевна, когда детвора унеслась разбирать гостинцы. Даже самый младшенький уполз за ними.
– Мам Вер… – Ира заключила её в объятия.
– Мм?..
– Мам Вер, я больше не вернусь.
Та округлила глаза:
– Куда это ты? Неужто опять…
– Мам Вер, я чувствую. На этот раз точно.
– Дурочка моя…
– Мам Вер, люблю тебя… – Ира спрятала мокрое от внезапных слёз лицо в основании её шеи.
– И я тебя, люблю, Ириш. – Она погладила её по голове. – Ты, как к своей гадалке…
– Ведьме, – всхлипнула та.
Вера Юрьевна усмехнулась, но послушно поправилась:
– Ты, как к своей ведьме сходишь, к нам потом приходи. Я пироги затеяла, заодно и вещи свои заберёшь.
– Мам Вер!..
– У… Рёва! – Она поцеловала дочь в макушку и улыбнулась с нежностью. – Такая большая, а всё слёзы роняешь!
На приём Ира едва не опоздала – братишки-сестрёнки никак не хотели её отпускать. Пришлось немного потратиться на такси, и ровно в пять пятьдесят девять она нажала на кнопку дверного звонка. Дверь протяжно заскрипела, как в фильмах ужасов, и на пороге появилась сухопарая женщина, одетая в чёрное платье в пол, а лицо её скрывала чёрная же вуаль.
– Здравствуйте! Я Ира, я по записи!
Ей жестом велели проходить.
– Хорошо. – Дама в чёрном, казалось, не шла, а плыла, и Иру заворожила плавность её движений. – Вы Агнесса, да?
– Клара. – Её гнусавый голос было невозможно перепутать ни с чьим другим. – Деньги вперёд.
Сняв пуховик в прихожей и положив довольно пухлый конверт на серебряный поднос, на который указала Клара затянутой в чёрную перчатку рукой, Ира прошла в другую комнату – один в один как в сериалах про гадалок: темно, повсюду свечи, какие-то монетки, перья, на вид древние фолианты, бусинки, камешки и прочая мелкая дребедень – надо же имидж поддерживать. Единственным, что отличало этот салон от ему подобных, стала гигантская клетка с хомяком прямо у ведьмы на столе.
– Проходи, не стой в дверях, – велел непривычно низкий для женщины голос. Зато сама она как раз была необычно высока – даже сидя она казалась двухметровой. И в то же время за мужчину её никак не получалось принять – более женственной особы Ира ещё не встречала. Но всё равно её куда больше взволновала клетка.
Двухуровневая клетка с деревянными лесенками, свежими опилками, колесом, поильником, мисочкой и… Гамаком! У хомяка был свой гамак! И он на нём совершенно по-царски возлежал. Да это ж самый настоящий хомячий дворец! И что происходило за его пределами, пушистика, по-видимому, не заботило.
– Здравствуйте, Агнесса!
Та кивнула, и подбородком указала на стул, однако клиентка его проигнорировала и остановилась около хомяка.
– Какой милый! – восхитилась Ира и пригнулась, чтобы получше рассмотреть его. – А как его зовут?
Агнесса скрестила руки на груди и стала нетерпеливо постукивать длинным ногтем по плечу, всем своим видом показывая, что время – деньги, а болтливая клиентка и так потратила его уже с лишком.
– Феликс.
– Феликс… – Ира провела пальчиком по прутьям, но хомяку по-прежнему было наплевать. – Какое красивое имя… Такой милаш!
– Тварь он прожорливая, а не милаш, – донёсся откуда-то сбоку голос Клары.
– А сколько ему?
Агнесса нахмурилась, припоминая:
– Пять лет у нас живёт. Всё никак не сдохнет морда его ненасытная. Ест, спит и гадит. Что уставился?
Ведьма скривилась, глядя на него, хомяк же плевать хотел на то, что там думает его хозяйка. Да и какая она ему хозяйка? Это он хозяин жизни!
– И отдать эту скотину никуда не могу, – проворчала Агнесса. – Ещё и обхаживать паршивца должна. – Ира повернула к ней голову и заинтересованно уставилась. Ей-то хомячок понравился, а потому стало любопытно, чем же такая симпатичная животинка смогла насолить настоящей колдунье. – Да карты всё… – сдалась ведьма. Клиентка за приём заплатила, а раз ей просто поболтать хочется, то и ладно. Заодно и выговориться можно – накипело! – Как ни раскладываю, а они всё одно говорят: хомяк должен остаться здесь, пока сам не уйдёт в мир иной. Ещё и заботиться о нём надо! Тьфу! Нормальные хомяки три года живут, а этот… Эта скотина ещё и не всякий корм жрёт, и опилки ему два раза на день меняй, и воду только определённой марки. Ещё и на столе моём непременно жить должен! Ух, скорей бы он уже…
– Не говорите так, пожалуйста! – вступилась за несчастное животное Ира, выпрямляясь. – Он же всё понимает!