Абсолютно все предсказания Кассандры связаны самым тесным образом с судьбой Трои, с главными, поворотными событиями ее истории. Одним из таких роковых событий стало похищение Елены Прекрасной, жены спартанского царя Менелая. Эгейское море, по которому плыл Парис за обещанной ему Афродитой добычей, во все времена было готово преподнести самый неприятный сюрприз. Попадал в шторм и Одиссей, и Эней, и, естественно, Парис. Уже одно это предполагало определенные трудности в исполнении им своего замысла.
С другой стороны, плавания в те времена хоть и были достаточно далекими, но практиковались в основном такие, что берег не терялся из виду — от острова к острову, от архипелага к архипелагу.
Шли и ночью — по звездам, созданным Атласом и разбитым на созвездия мудрым кентавром Хироном, составителем первой карты звездного неба. Но делали это лишь в случае спешки или большой нужды.
Чаще старались на ночь пристать к берегу, чтобы команда могла отдохнуть, ибо на древних судах не было даже намека на комфорт. Тем более что никаких особых требований к стоянкам не предъявлялось, был бы отлогий берег, питьевая вода и защита от ветра.
Нужно заметить, что флот троянцев намного превосходил греческий, ахейский. Илионские моряки умели ходить галсами, прекрасно ориентировались по звездам, а скорость их судов даже в штормовых условиях достигала двух с половиной узлов в час, в полтора раза выше ахейских.
Вероятнее всего, Парис плыл на двадцативесельном корабле, называемом эйкосор. По крайней мере, подобный корабль изображен на одной афинской вазе, причем картинка эта весьма напоминает сцену похищения Парисом Елены: на борт корабля собираются взойти мужчина и женщина, что являлось редчайшим случаем в те суеверные времена.
Эйкосор считался купеческим кораблем с круглой кормой и широким, для увеличения емкости трюма, днищем. Обычно в него загружали в качестве балласта камни и песок, а затем постепенно заменяли балласт товаром.
Осталось только добавить, что строить такой корабль помогала Парису сама Афродита.
Страшная буря, поднявшаяся на море, не остановила юного царевича, и спустя некоторое время он причалил в устье Эврота, сошел на берег и отправился вместе с Энеем к царю Менелаю как гость, не замышляющий ничего дурного.
Менелай принял троянцев очень гостеприимно. Была приготовлена богатая трапеза, рекой лилось вино, звучали прекрасные песни. Танцоры услаждали зрение.
Парис был влюблен в Елену еще заочно, а при виде прекраснейшей из смертных женщин роковая страсть с еще большей силой овладела им. В свою очередь, и Елена не осталась равнодушной к красоте царственного гостя. И как только Менелай неосмотрительно покинул на несколько дней дом, парочка тут же тайно села на подготовленный к спешному отплытию корабль, прихватив в качестве своеобразного балласта все сокровища Менелая.
В Трою они прибыли вполне благополучно, пользуясь спокойной погодой, обеспеченной им высокой покровительницей — Афродитой. Вполне возможно, что богиня приходилась Елене единокровной сестрой, ибо по одному из мифов она родилась не из морской пены, а от Дионы и Зевса, который проник к матери Елены Леде в образе лебедя.
Менелай, вернувшийся к тому времени из отлучки, был страшно разгневан. То ли бегством жены, то ли исчезновением сокровищ. Тотчас поехал он к своему брату Агамемнону. Тот не только посоветовал Менелаю собрать всех греческих героев, давших некогда клятву всеми силами помогать ему в случае необходимости, но и сам возглавил всенародное движение ахейцев, приняв на себя полномочия главнокомандующего.
Менелай как военачальник никакой особой роли в последовавшей войне не сыграл, полностью переложив все трудности и заботы на плечи брата.
А теперь зададим неожиданный для читателя вопрос: а было ли вообще это похищение? Может быть, Парис увел от Менелая не жену, а всего лишь невесту?!
Подробно этот вопрос разобрал еще в конце I века нашей эры выдающийся оратор древности Дион Хрисостом (Златоуст) в своей «Троянской речи», которая и будет цитироваться в этом стасиме. Обращаю внимание читателей на первые же слова корифея (ведь смысл их особенно современен):
«Всех людей учить трудно, а морочить легко — я, по крайней мере, едва ли не убежден в этом.
Знания люди усваивают через пень колоду, если вообще хоть малую толику из того немногого, что им известно, они знают благодаря учению; и в то же время их с величайшей легкостью обманывает множество невежд, и люди морочат не только друг друга, но еще и самих себя. Конечно, для неразумных истина горька и тягостна, а ложь сладка и вкрадчива.