Гинзбург-Восков рисовал Ахматову в 1965 г. Сохранил лишь два рисунка, в профиль и в фас. Отчасти ему удалось передать то, что он видел в Ахматовой с первой встречи. Вот как он описывает процесс создания рисунков: «Сценка. Сижу у АА в комнате. Между нами стол. На нем глиняный горшок с розами, темно-красными. Я начал ее рисовать. Скучает, и открывают дверь робко две старушки (верно, какие-нибудь известные), чтоб погулять с АА. АА: “Мы заняты”, - и лукаво улыбнулась мне. Старушки ретировались. АА вынула зеркальце и расческу. Смотрится в зеркальце и поправляет челку. Я обалдел и говорю: “Анна Андреевна, вы мне позируете, как... Дюреру!” АА: “Да, вот кого я люблю!” АА: “Гаррик! Вы смотрите на меня так сурово!” Я ж рисую, как в лихорадке. Ощущение, что это она рисует, а не я. И так было все время. Однажды АА дала мне прочесть ее “Поэму без героя”. Я сидел, читал. Анна Андреевна вышла. Потом вернулась. И спросила меня, что я думаю. Я: “Напоминает средневековый город, со многими башенками”. АА: “То же самое мне сказал Солженицын”. Под сильным впечатлением “Поэмы” я сделал этот рисунок - “фас”. Вернее, начал. Закончил через несколько дней, когда у АА был с визитом Карло Риччо, издатель-переводчик Ахматовой из Италии. Он, помню, засмеялся и сказал: “Непохоже”. Когда АА позировала мне для этого рисунка, у нее на голове была кружевная накидка крупной сетки, и под подбородком, чуть слева, - большая серебряная брошь. На рисунке в нижнем левом (“ее” левом) углу едва приметно (на оригинале виднее) - образ большого валуна и елки за ним. Это в память нашего с ней разговора о Карелии, когда я рисовал ее. АА сказала, что там огромные валуны, как черепа великанов. <...> Анна Андреевна видела оба рисунка в почти законченном виде. В процессе рисования профиля она заметила (потрогав свой нос): “Нос - мой. Всякий меня узнает”».
В поздние годы Ахматова любила общение с молодежью. Это общение для нее означало включенность в жизнь. Зоя Томашевская вспоминает высказывание Ахматовой по поводу ее отношений с кружком молодых поэтов (Бобышев, Бродский, Найман, Рейн): «...я увидела у нее букет цветов и умилилась: “Вот, мальчики вам цветы принесли”. - “Да, - ответила Анна Андреевна, - я при них играю все роли: от grande coquette до комической старухи”.
Это очень характерно для нее: остроумно и легко перейти на иронию. Она говорила, что ирония - это возможность возвыситься над собой. Она была необыкновенно иронична и умела это явить в самые горькие минуты».
Но смеющуюся Ахматову не изобразил ни один художник. Вероятно, сама Ахматова не допускала такой возможности.
Завершая хронологический обзор ахматовских прижизненных изображений, хочется отметить, что в последние годы были сделаны выразительные рисунки Льва Сморгона, Моисея Лянглебана, Владимира Лемпорта, Иосифа Бродского.
Самые живые ахматовские изображения последнего периода - это, пожалуй, многочисленные наброски Герты Неменовой. Несколько лучших из них сочетают в себе мгновенность и вневременность. (Ольга Рубинчик)
В 1960-е гг. Ахматова не раз составляла списки своих портретов. В наиболее полных списках - более сорока наименований; Анна Андреевна вольно или невольно пропускала многие имена. К своей иконографии Ахматова относилась серьезно, как и вообще заботилась о том, какой предстанет ее жизнь перед современниками и потомками.
Впрочем, дело было не только в читателях. Вглядываясь в свои портреты, вслушиваясь в адресованные ей стихи, Ахматова узнавала что-то новое о себе самой - и это находило в ней отражение, становилось импульсом для творчества. В 1915 г. она вспоминала сеансы у Альтмана: Как в зеркало, глядела я тревожно На серый холст, и с каждою неделей Все горше и страннее было сходство Мое с моим изображеньем новым.
А в 1916 г. Недоброво так описал одно из главных свойств своей подруги: Как ты звучишь в ответ на все сердца, Ты душами, раскрывши губы, дышишь, Ты, в приближенье каждого лица, В своей крови свирелей пенье слышишь! Позируя в 1962 г.Астапову, Ахматова заметила: «А для чего вы лепите холку? И неужели она такая огромная?» «Я надеюсь, что модель вполне заслуживает того, чтобы художник не на всех деталях заострял внимание». И убедила скульптора, что «холку» лучше убрать. На одном из рисунков Тышлера Ахматова сама исправила линию носа, увеличив горбинку.