— Мы пришли, святый отче, — сказала няня, — чтобы ты благословил нас прежде, чем уедешь. Ты так намучился с нами.
На это духовник ответил ей: «Тебя я благословлю, а Юлию не могу сейчас благословить. Но и ее я благословлю, когда она слезами загладит те слова, которыми она хулила Бога, и то злодеяние, которое хотела сотворить перед алтарем».
Обе начали плакать, а Юлия закрыла лицо руками и сквозь плач и рыдание прерывисто проговорила:
— Прости меня, отче, спаситель мой. Ты помешал мне совершить зло посреди храма Божиего, и не дал посрамить сербский народ и христианство перед турками, и… и… перед моими покойными родителями.
И говоря так, она упала к ногам духовника. Он поднял ее и сказал:
— Чадо, Бог твой Спаситель, а не я. Будь Ему благодарна и продолжай каяться. И все тебе простится. И будешь ты благословенна, и Богу угодна, и прославлена. А теперь идите с миром.
Глава 4. Кассиана
Тяжела буря на море, тяжела она и в душе. Но ни море, ни душа не очищаются без бури.
Гонимая душевной бурей, горбатая Юлия в один из дней приехала с няней в монастырь Милешево. Это было летом перед началом Успенского поста.
— Приехали мы к тебе, святый отче, — сказала няня. — Пусто нам в Сараево без тебя. Ты связал словом мою Юлию, разреши ее теперь по Евангелию.
Старец Каллистрат принял их по-отечески тепло и определил им место в монастырской гостинице, с женщинами, пришедшими на поклонение гробу Святого Саввы. Среди них были болящие и те, кто принес в монастырь своих больных детей. Пришли они сюда просить молитв об исцелении. А кое-кто пришел в монастырь с дарами благодарности за то, что получил от Бога просимое или исцелился по молитвам. Были здесь и девушки, которые по старому доброму обычаю ради благословения дали обет послужить Богу и Святому Савве несколько месяцев до венчания. Эти девушки трудились в монастыре, как пчелы: мыли церковь, копали огород, пасли овец и коров, кормили птиц, скотину, убирали помещения, шили, вязали, ткали, готовили еду. Глядя на них, няня и Юлия поспешили присоединиться к этим труженицам, но отец Каллистрат по-доброму остановил их:
— Вам не надо работать. Отдыхайте. Большинство этих женщин и девушек из деревни, они приучены к тяжелой работе. А для вас достаточно того, что вы поститесь и ходите в церковь. По вечерам разговаривайте с ними. От них многому может научиться и ученый человек. В их душах есть святыня.
Этот последний совет Юлия приняла к сердцу, начала вступать в разговоры с этими простыми женщинами. Она приходила к ним, стыдясь своего горба, так как чувствовала, что они жалеют ее. Это сознание жгло се. Но действительно, она многому научилась от них, особенно искренней вере и страху Божию.
Поначалу она говорила няне:
— Няня, милая, я нигде не нахожу себе места: ни в монастыре, ни в миру.
Но постепенно буря в ее душе стихала. После службы на Успение она сказала няне:
— Милая няня, я больше хочу жить в Милешево, чем в Сараево.
Они обе хотели причаститься на великий Богородичный праздник. Но отец Каллистрат сказал им:
— Няня может причаститься, а ты, Юлия, дочь моя, должна поститься с покаянием шесть недель. Это для тебя благая епитимия. Ты знаешь за что.
Юлия покраснела и ничего не ответила, а няня сразу проговорила:
— Мы будем вместе поститься шесть недель, святый отче, и вместе причастимся. Как я могу оставить Юлию одну поститься?
— Она бы не одна постилась, не одна. Есть еще кое-кто, кто составит ей компанию, — сказал старец, благодушно смеясь.
Ибо старец Каллистрат постился постоянно.
С этого времени открылся у Юлии покаянный плач. Она много плакала, особенно по ночам. После Успения народ разъехался по домам, в монастыре остались только девушки-труженицы и больные.
В один из дней Юлия позвала няню:
— Пойдем, я тебе что-то покажу. Она подвела се к могиле с небольшой надписью на плите, обросшей мхом.
— Смотри, что написано на этом камне: «Монахиня Пелагия». Няня, могут ли монахини жить в мужском монастыре?