— Торопишься.
— Возможно, — Юля склонилась над воротником скафандра. — Так что там на мониторе?
— Что там может быть, сквозь скафандр.
Лобанов не выдержал и тихо предложил:
— Профессор, а можно я помогу хотя бы в снятии скафандра?
Кутейщикова даже головы не повернула, только заметила холодно:
— Сейчас почетный эскорт в полном составе покинет лабораторию, если ты не закроешь рот. Паш, убери этого энтузиаста в сторону.
— Не надо, я сам, — Лобанов покорно отступил на пару шагов назад, к двери.
Виктор пропустил Катю в рубку, вошел и заблокировал двери.
— Вы вовремя, — не оборачиваясь, сообщил Михаил. — Сорокина нашла, как снимается шлем.
— Неужели нельзя резаком вскрыть? — недовольно поморщился Середа. — Обязательно руки подставлять.
— А если повредят? Нельзя, — замотала головой Катя. — Я бы тоже руками.
— Кто бы сомневался, — саркастически заметил Михаил. — Ты бы еще и носом вскрывала, от чрезмерного любопытства.
Катя оглянулась на Виктора, тот с каменным лицом смотрел на экран, где Юлькины руки возились с застежкой скафандра. Потом не выдержал и улыбнулся, коротко кивнув. Катя скользнула к креслу бортинженера и отвесила тому легкий короткий подзатыльник. Копаныгин даже подскочил.
— Витька, что это за… — начал он возмущенно, но, поймав Катину улыбку и невинное пожатие плечами от Виктора, только проворчал: — Нашли время.
— Язвить не надо, — наставительно сказала Катя. — Мы все волнуемся, а мое любопытство тут совершенно не при чем.
— Ладно, ребята, шутки в сторону. Катя, сядь на место Козелкова и сиди тихо, пожалуйста, — скомандовал Середа.
Девушка села в кресло первого пилота и затихла, приникнув к экрану.
— Ну, что там со шлемом? — опустился Середа в свое кресло.
— Глухо пока, у нее сил не хватает.
Виктор включил микрофон.
— Пашка, помогите.
— Профессор Кутейщикова возражают, — отозвался вместо Козелкова Лобанов.
— Середа, если у меня под руками будут мешаться твои телохранители, я их выставлю, — тут же откликнулась «профессор».
— Есть! — прервала их Сорокина. Шлем отделился от воротника скафандра.
— Внимание! Снимаем, — сообщила чуть дрогнувшим голосом Кутейщикова.
Середа чуть подался вперед, к экрану, стараясь разглядеть, что там, под шлемом… И вдруг камера ушла в сторону, оставив на экране только часть стены с краем потолка.
— Черт побери! Что с камерой? — не выдержал Виктор. Потом заставил себя успокоиться. — Мишка, мы не можем ее поправить?
— Я пытаюсь. Боюсь, нам не повезло, и там что-то переклинило в электронике. Я бы разобрался, но некогда. Если только вручную передвинуть.
— Кутейщикова, у вас сбита камера слежения над столом. Поправьте ее вручную, или мы все идем к вам.
Варвара терпеть не могла, когда ей мешали работать. Но голосом командир ясно дал понять — ведь придут. И их можно было понять.
Она вздохнула, оглянулась. Лобанов с готовностью подошел ближе.
— Федя, поправь камеру, пожалуйста, у Юли руки заняты, а я просто не достану.
Федор дотянулся до камеры, постарался навести объектив на «лицевую» часть шлема. После пары поправок из рубки «лицо» было поймано в фокус, у Юли под рукой щелкнула последняя защелка, Павел, затаив дыхание, наверное, как и все на корабле, качнулся вперед.
— Ох… — выдохнула Юля.
Лобанов попытался через ее плечо заглянуть на стол, и тоже смог только потрясенно вздохнуть. Варвара отобрала шлем у Юли, передала его Федору.
— Положи на тот стол, — кивнула она в сторону углового столика. Если она сама и была удивлена, то у нее очень удачно получилось не показывать этого.
Павел понимал, что должен сделать шаг вперед и чуть вправо, и тогда он увидит то, что скрывает фигура Варвары, но не мог себя заставить двинуться с места.
— Федька, раз ты добился своего и начал помогать, помоги уж Юле закончить со скафандром, — буднично посоветовала Кутейщикова.
Похоже, именно эта будничность ее голоса помогла Юле и Федору придти в себя, и скафандр был вскрыт в рекордные три минуты. Все это время Варвара следила за монитором сканера, и, как только скафандр приоткрыл тело инопланетянина, неожиданно буквально рявкнула:
— Юля, бросай все! Сердце, если это оно! Федька, справляйся сам! Сердце бьется, есть пульс!
Павел почувствовал, что сейчас он просто сползет по стене на пол, как обморочная девица из пансиона.
— Пульс? Он жив? — воскликнул Копаныгин. — Я говорил! Он жив, и что с этим…