— Интересно. А что, сетевая почта у нас не работает? И зачем ты принес это мне?
Сергей поднял на Лиэлл серьезный взгляд.
— Позови Фрэнка и Пола, пожалуйста, и я объясню.
Лиэлл пожала плечами, но просьбу выполнила. Коулс оказался в кабинете через пару секунд — ему всего-то нужно было открыть дверь и войти, спустя несколько минут подошел и Ардорини. Лиэлл широким жестом пригласила всех устроиться поудобнее в креслах, а сама, с молчаливого согласия Сергея, подключила байткристалл. Включился голографон, и перед ними возник черноволосый мужчина с цепкими темными глазами.
— Рик! — вырвалось у Фрэнка.
— Приветствую тебя, Сергей, — улыбнулся Кессини. — Здравствуйте, сеньора Лиэлл. Вы смотрите сейчас запись, удивляясь, откуда я знаю, что вы тоже слушаете меня. Когда пару месяцев назад я увидел вас вместе с Сергеем, в одном из ваших интервью из Института Мозга, я тоже был изумлен теснотой этого мира. Потом немного понаблюдал, сделал пару запросов, сопоставил факты и понял, откуда у парня эти поразившие меня способности. А еще я узнал, что он почти всегда находится рядом с вами, поэтому и отправляю бандероль на его имя по адресу принадлежащего вам дома.
Я понял, что это благодаря вам он в свое время не поддался разрушительному воздействию известных нам с вами созданий. И я решил, что теперь знаю, кому передать сведения, которые могут помочь создать защиту для всего человечества Земли. Передача этой информации кому бы то ни было — смертный приговор мне. Поэтому я делаю эту запись, только будучи уверенным, что спустя сутки все равно буду мертв.
Лиэлл коротко прерывисто вздохнула. Сергей взглянул на нее, заметив также, как серьезен и бледен был Фрэнк, как сжались кулаки Пола.
— Сейчас я сообщу вам код, с помощью которого вы сможете открыть самую обыкновенную ячейку камеры хранения на Римском аэротерминале. Я воспользовался старой системой кодирования, так как знал, что открывать камеру буду не я. А жертвовать вам свой глаз, при всем моем уважении, я не хочу, — мимолетная улыбка тронула полные губы. — Там вы получите электронный ключ от сейфа в Спейс-Банке на проспекте Гарибальди. В сейфе — байткристаллы с записями исследований астерита. Что это такое — вы поймете, изучив записи. Образец астерита лежит там же. К сожалению, больше мне не удалось получить. По правде говоря, и этот образец не должен был оказаться у меня. Скажу только, что этот образец попал ко мне прямиком из контейнера, переданного Двадцать третьей Межзвездной экспедицией. Итак, код ячейки камеры хранения… — медленно произносимую комбинацию букв и цифр записывал в свой браслет Ардорини, а Лиэлл беззвучно шевелила губами, повторяя ее про себя.
Кессини посерьезнел, наклонился вперед, будто старался выйти за пределы голограммы.
— Сеньора, я верю, что вы и ваш институт сможете сделать для нас всех то, что Харах не смог сделать для себя. Астерит — ключ к защите от ментальных атак телепатов для людей. Думаю, он хранит еще много секретов, которые вы сможете открыть. Я доверяю вам больше, чем самому себе, сеньора. Желаю удачи! Если Фортуна, наконец, отвернулась от меня, то пусть она теперь пребудет с вами.
Запись закончилась, голограмма погасла. Лиэлл поднялась, опираясь на стол, как будто ей тяжело далось это простое движение.
— Дьявол меня побери, — тоскливо сказала она. — Сколько еще сюрпризов может принести мимолетное знакомство с уже покинувшим этот мир человеком? — не дожидаясь ответа, она оторвалась от опоры. — Фрэнк, ты записал? Можешь потратить на меня и этот выходной? Надо съездить за образцами.
Астерит был обнаружен именно в указанном Риком сейфе. Подробные описания, анализ исследований действительно, прилагались. Там же лежала записка, подтверждающая слова Кэти о диверсии в Арджтауне, точные координаты залежей астерита на планете, исследованной еще Четырнадцатой Межзвездной. Лиэлл в сопровождении Тео сама отвезла астерит в Институт Мозга, а перед возвращением в Рим пообещала, что вызовет с Соэллы несколько телепатов-добровольцев для продолжения исследований, начатых на Эмени, а потом будет добиваться новой экспедиции на планету астерита, возможно, эта экспедиция уже будет соэллианской.
Когда они летели обратно, посол, глядя в окно, грустно сказала вслух:
— Пораньше бы. Теперь уж мы и сами…
Тео так и не понял, к чему это было сказано, а она не стала пояснять.
Прошло едва больше месяца. Жизнь постепенно вошла в свою колею. Это было странно, но, против ожиданий, обитатели дома не разделились на две части — тех, кто помнит, и тех, кто так и не вернулся. Самым трудным оказалось соблюдать спектакль с именами, но решение нашлось само — поскольку в доме все говорили по-русски, как-то логично получилось, что все желающие постепенно поменяли имена на те, которые были им ближе. Как и предполагалось, никто из невернувшихся даже не подумал о смене имени, но и не возражал против выбора остальных. Лиэлл отнесла это явление к проявлениям просыпающихся воспоминаний, что вселяло оптимизм.