— Во-первых, Варя и Юля провели полное исследование моего организма, — усмехнулась Лиэлл. — Мы идентичны, и ты это тоже знаешь. Во-вторых, я достаточно давно живу на свете, чтобы иметь возможность столкнуться с рождением детей на собственном опыте — как акушера и как… — она прервалась на секунду, бросила непонятный взгляд на Павла, и продолжила, — …и как пациентки. У меня были дети.
— Были? — вырвалось у Павла чуть раньше, чем он прикусил язык. Виктор скользнул по нему укоряющим взглядом — какое это имеет значение!
— Они уже умерли, — спокойно ответила Лиэлл. — К сожалению, они не унаследовали мое долголетие.
По реакции Виктора Павел понял, что тот в курсе истинного положения дел с возрастом гостьи, но все равно, Лиэлл его не убедила.
— Есть еще и «в-третьих», — вздохнула и решительно продолжила Лиэлл, которая тоже это поняла. — Я имела дело именно с вашими женщинами и вашими, земными, детьми.
— Где? — одновременно перебили ее Павел с Виктором.
— Там, где вы подумали. На Земле.
Немая сцена затянулась ненадолго. В конце концов, подозрения у обоих были уже давно, просто неожиданно было, что она сама об этом заговорила.
— Ли, тебе не кажется, что об этом надо было сказать? — чуть растерянно спросил Виктор.
— Я и говорю, — пожала она плечами. — А раньше это было ни к чему. Вы совсем иначе это восприняли бы.
— Я думаю, — медленно сказал Виктор, — я думаю, надо, чтобы ты рассказала об этом всем. Чтобы не было недомолвок, слухов, секретов и непонимания. Согласна?
— Согласна. Сюда всех позовешь или пойдем в классную?
— Да ладно, сюда все поместятся, — все так же медленно, будто раздумывая, сказал Середа. — Козелков, пригласи всех из рубки ко мне, пожалуйста… Или нет, сиди тут, я сам.
Когда Виктор вышел, они некоторое время молчали.
— Значит, твои сведения о нас, язык и все эти… «не дождетесь» — не из моего сознания? — нарушил Павел молчание, как бы продолжая тот, оборванный Михаилом, разговор.
— Нет, — спокойно ответила она и присела, по привычке, на край стола. — На такие фокусы даже меня не хватило бы. Конечно, это опыт.
— Мишка знал? — Павел сам удивился, насколько именно этот вопрос интересовал его больше многого другого.
— Знал, — кивнула Лиэлл. — Я рассказала ему все тогда, перед твоим днем рождения. Иначе он выжил бы меня отсюда. Я чувствую таких людей очень хорошо. Он похож в этом на Матиэллта. Если он подозревает кого-то, то будет подозревать до тех пор, пока не узнает всей правды… если честно, он знает обо мне сейчас больше, чем я хочу рассказать остальным. Но это уже личное, никак не связанное… Нет, вру, связанное с моим пребыванием на Земле, непосредственно связанное, но я не хочу сию минуту говорить об этом всем.
— А Мишке можно было сказать?
Лиэлл засмеялась.
— Знаешь, если бы ты не зациклился так на Мише, а равнодушно сказал бы — ну и не надо, я была бы разочарована… Я не могла сказать ему не все, он чувствует недомолвки, и от этого еще хуже подозревает. Я и тебе расскажу все, только потом, хорошо?
Он не успел ответить, потому что вошел Виктор, а за ним все остальные. Копаныгина не было, отметил про себя Павел. Зато последним деловито забежал Барсик, тут же безошибочно нашел Лиэлл и принялся тереться белоснежными боками о ее ноги.
— Мишка остался в рубке, сменил Федора, — пояснил Виктор. — Начнем? Ли, не будем тянуть, тебе слово. Рассказывай.
Лиэлл вышла вперед, ребята невольно сгруппировались небольшим амфитеатром перед ней. Улыбнулась.
— Погаси свет, Витя, — попросила она неожиданно.
Виктор удивился, но просьбу выполнил.
— Я лучше буду показывать, — негромко прозвучал в черной тишине голос Лиэлл.
Павел, устроившийся чуть в стороне, не успел удивиться словам. Потому что пришлось удивляться совсем другому.
В густой тьме, прямо перед ними, загорелись бледные огоньки звезд. Сперва казалось, что это эффект непривыкшего к темноте зрения, но они становились все ярче, их все прибавлялось, и вскоре оказалось, что вокруг — абсолютная пустота, заполненная звездным сиянием.
— Мы находимся в вашей точке отсчета. На этом месте должно быть Солнце, — начала говорить Лиэлл. Голос ее был слегка напряжен, но спокоен. Говорила она ровно и без запинок, хотя иногда ее дыхание чуть прерывалось. Да она показывает миражи из своего сознания, — осенило Павла. Не перетрудилась бы… Но потом мыслей не осталось, только совершенно щенячий восторг. Никогда больше — ни до, ни после этого рассказа ему не приходилось пережить такое чувство полета и волшебного единения со Вселенной.