Сегодня на сцене у Марка играл молодой саксофонист, которому на синтезаторе аккомпанировала не менее молодая брюнетка в строгом черном платье. Федор пошел к стойке, заказать у знакомого бармена два «как всегда» — после возвращения никто из них так и не научился пить алкоголь, и они долгое время удивляли Марка и его работников своим пристрастием к свежевыжатым сокам — концентраты им смертельно надоели в космосе. Позже все служащие и завсегдатаи кафе привыкли к широкоплечим трезвенникам, и перестали обращать на них внимание.
— Ну, вот, — возвратился Федор к столику, где его ждал Павел. — Тут сегодня тихо, даже удивительно.
— Будем считать, это хороший знак, — решил Павел, принимая свой бокал. — Работа должна сложиться удачно. Надеюсь, мы не пожалеем, что не летим снова в дальний космос.
— Главное, чтобы ты не пожалел, — начал Лобанов, но оборвал сам себя.
Павел усмехнулся.
— Хватит смотреть на меня, как на инвалида. Это меня будет теперь всю жизнь преследовать?
Федор смутился.
— Да я вовсе… — попытался он что-то объяснить, но Павел его почти не слушал.
— Федь, все равно визит к соэллианам — дело очень далекого будущего. Ты же слышал — мы полетим туда только тогда, когда сможем осуществлять связь на такие сверхдальние расстояния. А тут прогнозы неутешительные. Так что мне все равно, по большому счету — что Уран, что Альфа Центавра.
— Ну, и ладно, — решительно перебил его Федор. — Паш, давай уже — за удачу нашего мероприятия!
Они выпили сок, и тут Федор, сидевший лицом к входу, просиял.
— Глянь лучше, кто к нам пожаловал!
Павел обернулся и увидел идущих по залу Катю и Михаила. Оба улыбались, Катя помахала рукой.
— Сто процентов, они только что от пра-пра-пра Ямщикова, — уверенно сказал Федор.
Конечно, так оно и оказалось. Посидев еще полчаса в кафе, они успели поделиться новостями с подсевшим к их столику Марком, выпить еще по паре бокалов сока, а потом решили, что пора поехать к Середе, благо, рабочий день уже близился к концу.
— Пока доедем, как раз они все соберутся дома, — утверждал Михаил.
— А чтоб время потянуть, заедем к нам, надо Юльку тоже взять, — согласился Федор.
Конечно, Юля поехала с ними. Конечно, Виктор был за них рад, но страшно переживал, что не может тоже лететь на Уран. Конечно, Варя сначала обрадовалась, увидев всех в полном сборе — они редко встречались в последнее время все вместе, — а потом, конечно, расплакалась, когда узнала об их скором отлете.
— Варенька, мы вернемся через четыре года, — успокаивала ее Юля. — А там уже скоро и Сережику будет четырнадцать, и мы сможем лететь куда-нибудь уже совсем все вместе.
— Кстати, — заявил Лобанов, — вам поручается определить, куда мы через шесть лет летим. Витька, на тебя все наши надежды!
Когда все уже сидели за столом, пили чай, а Михаил снял со стены гитару и тихо начал наигрывать что-то романтично-мелодичное, Катя неожиданно спросила:
— Ребята, а сколько еще мы сможем летать? Мы тут так раскидываемся — четыре года, шесть лет…
Юля ответила первой.
— По физическим нормам — еще лет тридцать. Налетаемся.
— Я узнавал — именно для нас нормы несколько более жесткие. После сорока лет нас будут допускать к полетам только после жутких бюрократических процессов и кошмарных биологических осмотров и обследований, — сообщил Середа.
— Нам остается только улететь через шесть лет на подольше, чтобы если и вернуться, то уже в таком возрасте, чтобы самим никуда летать не захотелось, — улыбнулась Варвара.
— Я до такого возраста не доживу, — уверенно сказал Лобанов.
Все заулыбались, а Павел тихо сказал:
— Мне нужно на Соэллу.
Его услышали, хотя он сказал это больше самому себе. Михаил прижал ладонью струны гитары и первым ответил, совершенно не удивившись:
— А что, я лично не возражаю. Достаточно далеко, как заказывали.
— И цель есть, и не только научная, — добавил Федор.
За столом воцарилось молчание. Виктор понял, что все ждут его решения.
— Ребята… Пашка, я понимаю. Только не уверен, что мы доживем до того дня, когда Космический Совет ООН одобрит полет к Соэлле. Там все так сложно…
— Мы постараемся что-нибудь сделать, — перебила его Варвара. Проявившаяся снова тоска в глазах всегда спокойного и веселого Павла ее просто убивала. — Шесть лет — это срок. Витя будет пробивать проект экспедиции к Соэлле, я тоже руки приложу. К нам должны прислушаться!