— Судя по лицу, он устроит тут Семь Преисподних, — пробормотал Оди в разбухшие от жизни воды, где спал убитый святой.
Юноша знал, что Гурди-Джефф победил смерть, как всегда делали истинные герои Империума. Праведник следовал за своими палачами в сердце Клубка, проплывая над илистым дном и касаясь снов серобоких, но только Джойс оказался достоин его благословления. Именно оно привело парня из зеленых кепи в рыцарское братство, и неизвестно было, где Оди окажется в итоге.
Кровь… для… Бога-Императора…
— Вы что-то сказали, пастырь? — спросил по воксу другой зуав.
Сообразив, что оставил канал связи доспеха открытым, Джойс улыбнулся. При всех своих знаниях и умениях рыцари внимали каждому слову юноши. Быстро приближался день, когда он вытеснит старпера Мэйхена и возглавит братство. Конечно, их осталось не так уж и много, но все равно выйдет очень даже неплохо. Император и дядя Калхун будут очень сильно гордиться им.
— В лагерь только что вплыло Покаяние, братья, — объявил Оди по общему каналу, прочитав название корабля, — и скоро за ним последует Боль.
— Что это за безумие? — прошипело создание. Его силуэт бешено колебался, пытаясь обрести форму посреди забвения. — Где ты, псайкер?
— Я сплю, Авель, — ответила Скъёлдис, — и ты вторгся в мои грезы.
Призрак обдумал услышанное.
— И ты видишь во сне вот это?
Растерянность гостя говорила о многом. Он — если, конечно, Авель был мужчиной — не владел искусством вюрда, мало что понимал в имматериуме, а интересовался им еще меньше. Его образ в разуме северянки создавал астропат, передаточная станция в человеческом теле, призванная посылать через пустоту телепатические сообщения. Собственное имя «передатчика», как и все остальное, некогда делавшее его личностью, давно уже растворили едкие потоки информации. Он был могучим псайкером, но при этом ничем. Разум астропата казался ярким светом, сияющим из пустой скорлупы. Сам Авель был далеким призраком внутри этой оболочки, теневой проекцией, недосягаемой для Скъёлдис. Ведьма часто запускала незаметные пси-щупы, пытаясь коснуться его разума, но всегда натыкалась на пустоту. Казалось, что Авель вообще лишен психической составляющей. Вынужденно положившись на интуицию, женщина создала образ собеседника на основе его слов, и в итоге все оказалось весьма раздражающим.
Манерой речи Авель отличался от всех людей, когда-либо общавшихся с северянкой. Он говорил с искаженными модуляциями и выражался неестественно: мыслями визави, казалось, управляли только тактика и логистика, как будто его заботила одна лишь война.
— Тебе здесь не рады, — произнесла Скъёлдис.
— Я запрашиваю Противовес, — четко ответил Авель, отметая как маловажные детали и ее грубые слова, так и собственное пребывание в чужом сне. — Маятник должен упасть на Корону.
Северянка нахмурилась: приверженность собеседника к аллюзиям и кодовым словам раздражала даже сильнее его холодности.
— Это невозможно, — возразила она. — Наши силы разделились.
— Разделились? Как так? Почему так? — затараторил Авель. — Согласно моим инструкциям, вы должны были постоянно поддерживать единство имеющихся подразделений!
Презрение в его голосе возмутило Скъёлдис.
— Наше положение весьма изменчиво. Возникло беспокойство среди офицеров, мы слишком долго ждали…
— И ожидание закончилось. Конвой недавно присягнувших янычар направляется к Короне. Прибытие через трое суток, я перенаправлю их к вашей позиции.
— Мы не готовы.
— Следующая возможность появится лишь через несколько… месяцев, псайкер.
— Дай мне неделю.
— Возможно, у меня не будет и недели, — ответил Авель. — Мое положение пошатнулось, несколько агентов были раскрыты.
— Они предадут тебя? Им известно, кто ты на самом деле?
— Никто этого не знает, — отрезал собеседник. — Даже высохший телепат, который передает мой голос.
— Тогда почему ты так испуган?
— Я не испуган, — с нехарактерной для себя страстью прошипел Авель, — но тау из касты воды умны и коварны! О’Сейшин, это древнее чудище, подобрался слишком близко.
— Зачем же ты заманил его в Диадему?
— Там посланник уязвим! Он — истинный творец тупика, в который зашла эта война, и он же — путь к выходу из него.