— Я жду, что ты поразмыслишь, — настойчиво произнес Зебастейн. — Представь кошмары, которые сорвутся с цепи, если ты разрушишь нынешнее равновесие.
— Я — имперский комиссар.
Небесный Маршал обратил на арканца взгляд, в котором читалась железная воля.
— Это ложь, Хольт Айверсон. Кем бы ты ни был, ты давно уже не имперский комиссар.
Очевидная истина, которую я не могу отвергнуть.
Экипаж на мостике не сопротивлялся. Хрупкие бледные мужчины и женщины в аккуратных флотских мундирах отступали от захватчиков, подняв руки и опустив глаза.
— Где капитан? — требовательно спросил Катлер.
С окровавленным топором, в рваном сыромятном жакете, он наверняка казался членам экипажа каким-то пиратом наихудшего сорта. Видя их перепуганные лица, Энсор хотел захохотать в голос, но тогда внутри него могло что-то сломаться, а полковник еще не закончил свои дела.
— Я вежливо спрошу еще разок, а потом разозлюсь. — Катлер многозначительно взвесил топор в руке. — Где, Преисподние его дери, капитан?
— Убей меня, и погибнут еще миллионы, — сказал Небесный Маршал. — Правосудие требует этого, и значит, правосудие слепо. — Кирхер шагнул вперед так, что ствол пистолета коснулся его лба. — Покончи с мерзкой ложью, породи бесконечно более мерзкую правду. Честь требует этого, и потому честь чудовищна.
Айверсон держал автопистолет неподвижно, а в его разуме, словно танцующие светлячки, вспыхивали и угасали беспокойные мысли: «Убить его и найти проклятие? Пощадить его и найти искупление? Или же все наоборот? Проклятое искупление или искупленное проклятие?» Где же призраки, когда так нужен их совет? Он посмотрел мимо Небесного Маршала, разыскивая взглядом Бирса, Номер 27 или даже Ниманда. Надеясь увидеть Рив…
Он заметил воина огня, который не двигался с начала противостояния, но внимательно смотрел на людей.
Ждет, что я выберу.
А потом Хольта лишили выбора. Двигаясь с быстротой, кажущейся невозможной для его лет, Небесный Маршал резко поднял руку и железной хваткой сжал запястье комиссара. Автопистолет выстрелил, но Кирхер с изяществом танцора успел шагнуть в сторону. Затем он повернул кисть, и оружие выпало из онемевших пальцев Айверсона. Не медля ни секунды, Зебастейн с почти нечеловеческой скоростью атаковал арканца. Орудуя кулаками, словно поршнями, он наносил удары по груди и лицу противника. Хольт отшатывался, но беспощадный неприятель следовал за ним, избивая комиссара, будто молотильная машина.
Наконец, Айверсон рухнул.
— Мне жаль, — сказал Небесный Маршал, отступая от распростертого на полу арканца. — Я бы хотел оставить выбор тебе, но на кону стоит слишком многое, а ты, возможно, безумен. — Кирхер тяжело дышал, словно это внезапное применение силы утомило его. — Как бы то ни было, я верю, что ты поступил бы правильно, Хольт Айверсон.
У его плеча появился воин огня, державший пистолет комиссара, и Маршал кивнул чужаку:
— Убейте его, шас’эль.
Ксенос выстрелил в глаз Зебастейна Кирхера.
— Капитана больше нет, — ответил исхудалый флотский лейтенант. — Исчез десятилетия назад. Он никогда не ладил с Небесным Маршалом.
— Видно, хороший был парень, — заметил Катлер. — Ладно, забудем о капитане. Вы ведь сами справитесь, ребятки?
— Справимся с чем? — неуверенно спросил лейтенант. — Чего вы хотите от меня… сэр?
— Запустить двигатели. Мы уходим.
— Уходим? — Флотский пораженно выпучил глаза.
— Сваливаем от Федры, — пояснил Энсор. — Как я понимаю, этот корабль — символ всех здешних мерзостей, так что я приказываю убрать его отсюда.
— Но это невозможно! — возмутился лейтенант. — «Реквием по добродетели» не отправлялся в полет с самого начала войны!
Остальные офицеры согласно забормотали.
— Вы же видели, в каком он состоянии. Наверняка развалится на куски прежде, чем мы уйдем с орбиты.
— А я не прошу тебя покидать орбиту, парень. Я хочу, чтобы ты покинул реальный космос! — весело возразил Катлер. — И побольше энтузиазма, ладно?
— Вы хотите, чтобы мы вошли в имматериум? — Возмущение лейтенанта сменилось откровенным ужасом. — Это самоубийство! Я даже не знаю, работают ли корабельные поля Геллера. Без них нас сожрут заживо!
— Энсор Катлер, вы сошли с ума, — произнес о’Сейшин, но без особого напора. Тау как будто смирился с судьбой.