Вместо этого я рассказал ему о предателях, сбежавших, но обреченных на смерть. Рассказал о падении Верзантских Конкистадоров и вторжении тау на Топаз Долорозы. О том, что шел по следу командующего Приход Зимы и не должен упустить его сейчас. О том, что я комиссар и он должен оказывать мне всяческое содействие.
Но капитан только обязался с Ломакс, верховным комиссаром Долорозской кампании и моей непосредственной начальницей. И она, разумеется, отозвала меня на базу «Антигона». Капитан сказал мне, что у Ломакс «возникли некоторые сомнения».
«Авель…» — прошептал глухой голос.
— Авель… — повторила она имя, соскользнувшее на ее язык из имматериума.
— Скъёлдис? — Белая Ворона, нетерпеливый и рассерженный, призывал покинуть Море Шепотов и вернуться к нему. Среди незрячего народа только он знал ее истинное имя. — Скъёлдис, приди в себя, женщина!
«Авель ищет…»
— …ищет Противовес, — закончила она.
Резко открыв глаза, женщина увидела склонившегося над ней Белую Ворону, который сердито хмурил брови. За плечом полковника стоял ее вералдур, смотревший на северянку с той особенной проницательностью, от которой ее всегда бросало в ледяную дрожь. Милость по-прежнему висела за спиной воина, но его правая рука лежала на рукояти, и страж мог выхватить топор за время, нужное для одного удара сердца.
Пришел мой час? Я отравлена?
Безучастно обратив мысленный взор внутрь себя, женщина изучала тайные охотничьи угодья души. Она внимательно осматривала клокочущие горные ущелья разочарований и переворачивала заостренные камни отчаяния в поисках следов порчи. Северянка не ощутила яда в том, кто называл себя Авелем, но змеи бывали очень ковар…
— Ворон!
Это оскорбление заставило ее вернуться в аннату, окутанный тенями лабиринт, который незрячие называли «реальностью». Здесь женщина лежала на холодном мраморном полу под ледяным светом звезд.
— Успокойся, Белая Ворона. — Голос северянки охрип от напряженного творения вюрда. — Во мне нет яда.
Полковник немного расслабился, но его серые, как грозовое облако, глаза по-прежнему всматривались в лицо Скъёлдис.
Мое лицо! Оно открыто звездам!
Чадра исчезла, и женщина осталась беззащитной перед духовными змеями, ждущими среди звезд. Рассмотрев лицо северянки, они смогли бы изменить себя, превратиться в отражение ее души и просочиться внутрь нее. Все инстинкты Скъёлдис кричали, возмущенные подобным насилием, и она потянулась к капюшону, но Белая Ворона сжал ей запястье.
— Кто такой Авель, Семь Преисподних его побери? — требовательно спросил полковник.
До этого Катлер видел лицо женщины только в тусклом свете масляной лампы. Озаренное сиянием звезд, оно вновь поразило конфедерата загадочной совокупностью черт. Скъёлдис определенно не соответствовала ни одному из общепринятых стандартов красоты. Ее кожа напоминала поблекший пергамент, туго натянутый на слишком узкий череп, из-за чего на лице выделялись острые, будто резные, скулы, и оно приобрело то хрупкое выражение, какое бывает у голодающих. Тонкие узоры татуировок, начинавшихся у висков, окружали ярко-зеленые глаза северянки и сходились под углом у изгиба бескровных губ.
Заметив, что полковник не отводит от нее взгляда, Скъёлдис вырвала руку и натянула капюшон, скрывая лицо в тени… и от теней.
— Ты поклялся мне, что не прикоснешься к чадре. Белая Ворона. — Северянка пристально и осуждающе смотрела на конфедерата, который побледнел от ее злобного тона.
— И я держу клятву, — ответил Катлер. — Ты сама ее сдернула, женщина.
Изумленно распахнув глаза, она взглянула на вералдура. Гигант кивнул, и в его плоских глазах мелькнуло эхо внутренней боли. Скъёлдис поняла, что полковник сказал правду: пока страж дышал, он никому не позволил бы коснуться чадры. Даже Белой Вороне.
«Что со мной случилось? — подумала северянка, узнав мрачные своды обзорной галереи. Женщина встала на ноги, и окаймленное мрамором окно в пустоту привлекло ее взгляд, словно маяк. — Действительно ли это окно… или зеркало?»