Мидаре был в ярости и приказал высечь Хюрема. Вступиться за омегу было некому, и потому один из бет, приносивший в верхнюю анаку хворост, взял в руки хлыст. Правда он не слишком усердствовал, боясь, что худосочный на вид парень не выдержит. И всё же Хюрему досталось. Омега не проронил ни звука, а когда экзекуция закончилась, не собирался падать наземь. Подобрал рубашку и пошел обратно в дом.
Войдя в комнату, он мрачно посмотрел на вжавшегося в угол Виро — тот слышал, как резал воздух хлыст, но как ни вслушивался, не мог различить криков, — и развернулся спиной. У Виро глаза полезли из орбит от вида располосованной окровавленной кожи.
— Прости, — выдавил он, но Хюрем не обернулся, а Виро весь день и всю ночь не мог выбросить из головы страшное зрелище.
Следующим утром, после отвара и завтрака, Хюрем снова подошёл к кровати. Виро молил не трогать его, но делал это так тихо, чтобы больше никто не услышал. Хюрем, конечно, и не думал внимать мольбам, снова ухватившись за ногу; тогда Виро закусил простынь и лишь тихонько постанывал от боли из-за по-прежнему не сгибавшейся ноги.
Так повторялось несколько дней подряд. Сначала только по утрам, затем и вечером, а после трижды в день и подолгу. Облегчением было то, что нога, кажется, привыкла к терзаниям и с каждым разом болела всё меньше. Однажды утром, уже готовый к привычным измывательствам, Виро услышал приказ подняться. Спорить с Хюремом было бесполезно, да и Виро так устал лежать, что был готов упасть на пол разок-другой, лишь бы хоть немного сменить душивший режим беспрерывного пролёживания боков.
Опустив ноги на пол, он сел на край постели. Смущаясь пристального взгляда, потрогал ногу. Она больше не выглядела опухшей, а была точно такой же, как и вторая. Если бы не хромота, нельзя было бы и догадаться, что с Виро что-то не так.
— Вставай, — приказал Хюрем и парень вздрогнул.
Сначала Виро проверил, насколько устойчива здоровая нога, и, убедившись, что та по-прежнему ему служит, попытался подняться, смещая вес на неё и подгибая больную.
— Иди, — продолжал отдавать приказы Хюрем, когда Виро уже был бы рад снова опуститься на ложе, чтобы отдохнуть.
Делать было нечего, и Виро, пыхтя и напрягаясь, решил проделать несколько шагов вдоль кровати. Это он решил, а на самом деле почти что пропрыгал весь путь до стены, подпиравшей кровать с одной из сторон, и устало повалился, надеясь, что Хюрем на этом отстанет. Не тут-то было. Дав Виро немного отдышаться, Хюрем снова приказал подняться и дойти вдоль стены до окна, и на этот раз Виро следовало опираться на обе ноги.
Несчастный омега полз по стене, опираясь на нее плечом, и под конец разревелся. Слёзы выступили не от боли, хотя в ноге пульсировало и стреляло беспрерывно, слёзы были от безысходности. И всё же Виро добрался до окна. Собрался упасть, послав Хюрема на четыре стороны, но тот оказался рядом и подхватил. Вернул в кровать и, сообщив, что днём они займутся тем же, исчез.
Уставший и расстроенный, Виро провалился в сон, и спал крепко, успев позабыть, как много сил отнимает движение. Днём, а затем и вечером всё повторилось вновь. Всю ночь Виро ворочался — больная нога сводила с ума. Утром Хюрем окинул его взглядом и принялся разминать одеревеневшую часть тела, кажется, решив пощадить, но дневные и вечерние подъёмы прошли по расписанию, как позже понял Виро.
Все следующие дни были похожи один на другой. Виро заставляли двигаться, а когда издевательства заканчивались, омега забывался сном.
Спал он всё меньше, а ходил всё больше. Сначала по комнате, затем по дому, а после стал выбираться и на обрыв за домом. Компанию ребят, собиравшуюся на площади, Виро давно избегал и не стремился вернуться обратно. Рядом всегда оставался только Хюрем, безжалостно пресекавший всякую попытку использовать одну ногу вместо двух. Стоило Виро смухлевать, пожалеть бедную конечность, как ему тут же прилетал легкий подзатыльник. Хюрем не позволял себе бить Виро в присутствие Мидаре или остальных, но как только они оставались одни, возвращал ему все пропущенные. Виро тихо плакал и клял Хюрема, но на следующий день не бежал к отцу жаловаться, позволяя тому издеваться над собой и дальше.
Хюрем не был похож ни на одного омегу, которого доводилось видеть Виро. Он не сомневался, что жестоким омегу сделала тяжёлая жизнь. Такой была доля простолюдина. Вышел бы Хюрем сражаться в Свободном бою с бетами и альфами от хорошей жизни? В тот момент, когда увидел на арене омегу, Виро решил, что тот спятил, а когда Хюрем выиграл, стал им тайно восхищаться. И даже мечтал, что, как и Хюрем (если бы не нога, конечно), смог бы заниматься с альфами в гарнизоне, наравне со старшим братом.