Незаметно исчезнув из-за стола — такие моменты были положены каждому, кто успел пригубить несколько чаш вина, и несмотря на то, что Виро в этот вечер не пил, собираясь встретить ночь, что бы она ни готовила, на трезвую голову, возможностью уйти без объяснений он воспользовался.
В середине площади стояли столы для чистокровных, однако простые жители Барабата, верой и правдой служившие семьям избранных, отмечали великое событие здесь же, чуть поодаль. За их столами царило не меньше веселья, чем за столами господ, и никто не был в претензии, привыкнув к таким порядкам с начала времён. Вокруг в этот вечер суетились наемные работники.
Пройдясь вдоль застолья, якобы в направлении собственного дома, чтобы справить нужду, Виро обнаружил, что Хюрема среди празднующих не было. Не придумав, где ещё искать пропажу, он решил заглянуть к себе. Внутри Хюрема тоже не оказалось. Оставалось теряться в догадках, куда делся омега, но перед тем, как вернуться за стол, Виро поддался порыву и вышел на обрыв.
На небольшом клочке земли было светло — луна стояло высоко, освещая землю не хуже солнца.
— Хюрем? — Виро заметил прислонившуюся к стене дома тень.
Тень всколыхнулась и поднялась на ноги.
— Я тебя обыскался, — с облегчением выдохнул Виро. — Почему ты не на празднике?
Обращаться к омеге вот так было непривычно. Слишком долго они молчали друг с другом. Слишком разными казались, будто и язык, на котором они говорили, был разный.
— Шумно, — отозвался Хюрем. — Зачем ты меня искал?
— Тебя ищет Лето. Я обещал посмотреть.
Хюрем не торопился отвечать, заставляя Виро нервничать.
— То есть тебя не беспокоит, что твой муж в день свадьбы ищет другого омегу?
Слышать такие слова было бы неприятно любому. Было неприятно и Виро, но он уже отказался от мысли, что Лето принадлежит ему.
— Вы истинные, — твёрдо произнёс Виро. — Я не стану мешать. Прошу только соблюдать приличия, — Виро действительно просил, зная, насколько непредсказуем Хюрем. — Я не хочу, чтобы страдали родители, — добавил он, отвернувшись.
Перед ним расстилалась тьма долины и обрыв. Ветер приятно холодил согретые откровенностью щёки. Говорить о личном, тем более с Хюремом, Виро совсем не хотелось, но разве у него был выбор, если отныне их жизни связаны?
— Милостивое решение, — произнёс Хюрем, делая несколько шагов в размышлении.
— Как и твоё, — Виро чувствовал всколыхнувшееся волнение, но отважился сказать то, что хотел.
Увидев, как Хюрем развернулся и посмотрел в его сторону, Виро произнес: — Спасибо, — благодаря за ногу, и Хюрем это понял.
Омег разделяла всего пара шагов, и светившая за спиной Виро луна освещала Хюрема с ясностью, дававшей возможность различить промелькнувшие в голове мысли, когда бы те отразились на лице. Но то ли таких не последовало, то ли Хюрем не уступал субедарам в умении держать при себе чувства.
Хюрем ничего не ответил. И Виро понял: прожди он следующую тысячу лет, омега не проронит ни слова.
В ту ночь, когда щенок пригрозил нажаловаться папаше, Хюрем сломал неправильно сросшиеся кости. Сделал он это не за тем, чтобы помочь — как раз наоборот, он был предельно честен в своём желании причинить боль. Недоносок начал сам, решив угрожать, а большего вреда, чем уже был нанесён ноге, Хюрем причинять и не собирался, довольствуясь физическим страданием, чтобы преподать урок послушания.
Кое-что изменилось, когда в ту ночь Хюрем застал мальчишку на обрыве. Тот пытался покончить с жизнью, но не довёл дело до конца. Со стороны это могло показаться слабостью, но глаза Хюрема видели не только жалкую плоть. Трусость, слабосилие и малодушие были хорошо известны Хюрему, но маленький вихрь, крутившийся в груди Виро, не походил на низменные эмоции, виденные омегой бесчисленное множество раз. Однако, Хюрем узнал одолевшее Виро чувство. Не так уж часто доводилось ему сталкиваться с подобным, и всё же спутать жертвенность нельзя было ни с чем иным. Самопожертвование отвратило Виро от края обрыва в ту ночь.
Догадаться о том, кому посвящалось одно из высших переживаний, доступных человеку, не составило труда — у Виро были только родители. Наверняка он считал, что подвёл их. Хромота и смерть Толедо, а ещё муж, отыскавший истинного. Только что прозвучавшая просьба Виро, касавшаяся отцов, подтвердила подозрения Хюрема.
После той ночи Хюрем решил, что не было ничего особенного в том, чтобы попрактиковать на мальчишке собственные навыки врачевания. Он добился успеха и, в качестве награды щенку, решил подарить один почти счастливый день.