Хюрем занервничал, и как только это случилось, по плечу его полоснула скользящая сталь. Он взвился и отскочил подальше от атакующего, сбил с ног другого, и, ловя возможность на лету, ужалил острием кинжала противника в глаз. Тот завыл и отчаянно мотнул головой. Сбросил с себя Хюрема, тот перекатился через голову, вспрыгнул на ноги и уже встречал гнусавого.
Время играло против них с Лето, тянуло силы, а бою не видно было конца. Потерявший глаз вернулся в строй, нападая ожесточённее в желании отомстить предателю. Дела у Лето, терявшего кровь, шли не лучше. Его достали ещё дважды: резанули по тыльной стороне предплечья и взрыли бок, пусть и не глубоко, раз уж альфа продолжал бой. Хюрем отчаянно тянулся лезвием к живой плоти, но та ловко ускользала раз за разом, растягивая сражение. Если бы омег было четверо — по двое на каждого, у них с Лето были бы неплохие шансы, но…
Новый задушенный возглас сорвался с губ Лето. Хюрем пронёс мимо собственный кинжал, и бывший брат по оружие с удовольствием нанёс удар, всаживая клинок в тело омеги по самую рукоять. Хюрем проревел и постарался отскочить, но не успел. Воспользовавшись оплошностью, Хюрема сбили с ног. Безглазый и бледнолицый заломили ему руки и согнули ниже к земле, на колени. Хюрем пытался вырваться, но глубокая рана лишала левую сторону тела сил, беспощадно обрывая попытки.
— Ну вот и всё, Хюрем! — радостно прогнусавил омега, застыв напротив, пока предателя удерживали двое других.
— Постой, я заберу у него глаз! — омега вознамерился ковырнуть глазницу Хюрема в отместку.
— Нет! Пусть сначала посмотрит, как мы разделаемся с его щенком, а уж после делай, что хочешь.
Не сразу, но острое жало исчезло из-под носа. Вместо этого, обездвиженный Хюрем наблюдал, как к тройке атакующих Лето присоединяется четвёртый омега. К тому времени, альфа уже потерял много крови. Если натиск усилится ещё немного, его сломят в считанные минуты.
Хюрем мог и собирался сделать Лето сильнее, настолько сильнее, что эти шестеро не причинили бы ему вреда, даже если бы накинулись сообща… но для этого требовалось время. Уйди они от преследования, и укройся в далёких пещерах и…
Не успев отвести удар, Лето позволил одному из омег дотянуться до бедра и вонзить клинок. Альфа заревел и упал. Он ещё держал меч над собой, отклоняя замедлившиеся атаки — омеги могли умертвить его в одно мгновенье, но смерть Лето не будет лёгкой, потому что за всем наблюдал Хюрем. И его бывшие братья постараются вернуть ему то, что задолжали.
Так и случилось. Сначала у Лето выбили из рук меч, затем, обыскали, чтобы исключить сюрпризы, а после стали измываться в собственное удовольствие, заставляя Хюрема смотреть.
Повиснув на остатках собственной косы, Лето выл в голос, когда снова и снова сталь полосовала его тело. Порезы были недостаточно глубокие, чтобы отнять жизнь сразу. Стая хотела, чтобы Лето кричал от боли, молил о пощаде и призывал смерть. И каждый раз добиваясь своего, мучители заставляли Лето переходить с одной ступени агонии на другую, отнимали часть разума; а Хюрем, наблюдавший за этим, чувствовал, как ненависть к миру, прежде ограничивавшаяся пределами виденных им лиц и слышанных голосов, захлёбывалась, пожирая его внутренности.
Как же Хюрем ненавидел людей, кем бы они ни были. Всех до единого. Всех разом. Бывших собратьев, гиенами рвавших плоть Лето, и раджанов, мнивших себя хозяевами этого мира, навлекая черную зависть и гнев остальных. Альф, использовавших силу, чтобы обидеть слабого, и омег, возводивших хитрость и обман в добродетель. Простолюдинов, живших ради себя и куска хлеба, и богачей, пекущихся о ежедневном развлечении и богатстве больше, чем о собственных детях. Охотников, выходивших с луками и стрелами против птиц и мелкого зверья, и пекарей, заворачивавших мясо в тесто. Он ненавидел всех. Всех, кроме Лето.
— Полюбуйся на своего красавца, — довольной злобной улыбкой растянулось лицо одного из омег.
Лето, лишённый своих когда-то красивых кос, весь в крови и багровых ранах, с распухшим от побоев лицом и запекшейся под сломанным носом коркой, висел в воздухе, поддерживаемый за одежды, словно щенок за шкирку.
— Выколи ему глаза! — не унимался один из тех, кто держал Хюрема.
Его товарищ кивнул; кажется, идея наконец пришлась ему по вкусу, и, перебросив нож из левой руки в правую, он двинулся к Лето.
Хюрем больше не мог на это смотреть. Пусть Лето походил на жалкого щенка и был презираемым раджаном, но он принадлежал ему. И только Хюрем мог распоряжаться этой жизнью. Только он. И никто другой. Они могли разорвать Хюрема на части, но ни у кого в целом мире не было права трогать Лето. Лето был его парой. Даже если Хюрем был ему больше не нужен.