Да, «Песнь свободы». Может, они потом и название сменили, как и многое другое. Тогда, в последние дни, многое шло кувырком.
Да-да, я помню, помню, по порядку. Но вы же вашими вопросами постоянно меня перебиваете.
Первоначально собирались всё снимать в павильоне. Вторая студия, даже не самая большая. Приятный такой фильм, без массовых сцен. Кроме одной, там солдатня в замковом зале. Требуют, чтобы герцог вел их на битву… Великий герцог.
Это отдельная история. Типичный случай. Сначала он в сценарии просто герцогом значился, обыкновенно так. Но потом кто-то… Какой-то гений-самоучка из литчасти… Короче, какой-то умник докопался, что «его величеством» только великого герцога называть можно, а обычного никак… Ну вот его и повысили. Так сказать, произвели. Но самим вносить правку в текст тогда не разрешалось, ни-ни, куда там, нет, они соответствующие страницы из всех экземпляров сценария изъяли и… На такую ерунду время тратили. И деньги. Это когда бумаги уже… Да ничего уже нигде не было. В клозетах, к примеру…
Ах да, кстати. Если вы завтра намерены продолжать… Будьте добры, прихватите две упаковки туалетной бумаги. А то мне всякий раз на своем горбу тащить… Я дам вам свою дисконтную карточку в «Кэш и Кэрри», с ней вы… Вы и для себя можете… Кучу денег сэкономите. Правда, там только большие упаковки. Но вы с кем-нибудь из знакомых могли бы скинуться…
Ах да, ну конечно.
Значит, «Песнь свободы». Вальтер Арнольд играл молодого герцога. Великого герцога. Этакий Гамлет для бедных, так сказать, губернского разлива. В первом акте он только ноет, в смысле «у нас никакой надежды» и все такое. Во втором решается на войну, а в третьем… Возвращается домой, но уже покойником. Зато Наполеон повержен, и Германия наконец-то снова… Почему они за эту галиматью взялись, думаю, долго объяснять не надо. В сорок четвертом-то.
Короче, Вальтер Арнольд в роли великого герцога, плакальщица Маар – его мать, вдовствующая великая герцогиня, Августин Шрамм – гофмаршал… Ах, Шрамма вы все-таки знаете? Ну конечно. От него в то время просто деваться было некуда. «Если УФА снимает два фильма, Шрамм во всех трех участвует». Это уже почти поговорка была. Роль всегда одна и та же: жизнерадостный толстяк, золотое сердце. Давно уж помер, бедняга. Я могла бы поехать на похороны… Не так уж далеко. Франкфурт. Узнала поздно… Вот так теряешь друг друга из вида… Его фото с автографом висит вон там. Над круглым столом слева. Подписано мне лично. Это тоже один из снимков, которые вы не опознали.
Остальных уже не помню. Виделись только на читке… А потом случился этот пожар в студии.
Ну да, да, хорошо… Хотя могли бы дать мне рассказывать как бог на душу положит. Потом сами бы все по порядку и разложили. Уже после. Но как знаете. Сейчас, только вот сигаретку курну по-быстрому…
[Пауза.]
Моя роль? Сначала всего-навсего камеристка при великой герцогине. Зато потом… Ну да, да, помню.
Понятное дело, роль не главная. Не такая, чтобы потом премии – «Золотую Булавку» или еще что… Но для меня-то огромный шанс. Как-никак целых три сцены с Маар, только мы вдвоем, больше никого. Конечно, весь текст был у нее, а у меня только огуречные ломтики.
Огуречные ломтики. Как, вы не знаете этого выражения? Ну, то, что на сэндвич кладут, чтобы не одно только мясо. Короткие фразы. Всякая ерунда, которую потом на монтаже… Потому что для действия не важно. «Платье с шелковыми рюшами, ваше величество?» – и все в том же духе. Говорю же, огуречные ломтики. Но все равно: диалог с самой Маар. Это совсем не кот начхал, для дебютантки-то. Можно показаться. Только вот костюм мне подобрали… Ни дать ни взять монашка. Юбка длиннющая. Как будто нарочно задрапировать решили. Притом что у меня такие красивые ноги. До сих пор, между прочим. Единственное, что от меня осталось. Хотите взглянуть?
Нет, ты погляди. Никак наш малыш перепугался? Решил небось, уж не вздумала ли старая ведьма тобой полакомиться, а?
[Смеется.]
В общем, костюмеры мне заявили, что юбку короче никак нельзя – будет неисторично. Неисторично, бог ты мой! Как будто зрителю… В кино люди разве затем ходят, чтобы лекции по истории костюма слушать? На красоту полюбоваться – вот зачем. Да если бы эта коза Марика Рёкк в длинных хламидах сниматься вздумала – ни одна собака на ее попрыгушки смотреть бы не стала! Но ничего не поделаешь. Какой дали костюм, в том и играй. Я даже обрадовалась, когда потом… Нет, не при пожаре на студии, а в другой раз. Когда мы ехали…