шел к одиночеству смерти, Антонио предпочел смешаться с толпой и идти со всеми на
борьбу за освобождение от оков рабства.
Жозе Антонио был просто поэтом, его брат — гением.
По этим улицам, подруга, ходил мальчиком Кастро Алвес. На этих улицах женщины
видели его еще юношей и тогда же предрекли ему большое будущее, ибо у него был
лоб апостола, глаза борца и язык его знал слова, которые, как огонь, обжигают
противников свободы.
Если бы улицы Баии, ее холмы, обложенные изразцами домики и золотом
украшенные церкви под несравненным голубым небом, подруга, если бы даже они и не
21
были так красивы, то и тогда твой город был бы самым прекрасным в Бразилии, потому
что на его улицах Кастро Алвес научился любить свободу.
По этим улицам ходили двое мальчиков. Оба были поэтами, и в их сердцах сильнее,
чем в сердцах других, отражалось все, что происходило вокруг них *. Каждая слеза,
каждый стон на земле находил в них отклик. Эти два мальчика — как два символа.
Один — и с ним столько художников в мире,
22
столько поэтов, столько романистов — бежал от страдания, закрывая глаза на
жизнь, замкнулся в себе, и одиночество стало для него преддверием смерти. Он
изменил своему гению и своей миссии. Много таких, как он, подруга. Но другие
предпочитают удел Кастро Алвеса. Для Жозе жизнь была черной ночью. Кастро Алвес
знал, что у всех этих ночей есть рассвет.
Зеркально отражают воды Цветок на празднике весны; Твои же молодые годы В
моей весне отражены.
Прошли годы, и однажды Кастро Алвес, подруга, вернулся в сертан. Со слезами на
глазах, простирая руки, бросилась ему навстречу Леонидия. Она сразу же узнала его,
хотя он возмужал за эти годы, что провел в Ресифе, Сан-Пауло, Рио-де-Жанейро и в
Баие. Все эти годы он жил для людей, и голос его был голосом тысяч, и слово его
отражало мужество и отвагу всего народа. Он изнурил себя в борьбе, которую вызвало
его слово, в борьбе за освобождение рабов, в борьбе за свободу всего народа. Он
поднимал людей на восстание. И оружием его была поэзия, и она вонзалась глубже,
чем кинжал, и ранила сильнее, чем он. Поэт заронил надежду в сердца людей, что
придет фея радости и принесет любовь всем обездоленным, и улыбку на уста неволь-
ников, и хлеб, самому бедному очагу, и свободу.
22
Он был, подруга, подобен звезде, которая, внезапно возникнув, предвещает конец
бури. Разве ты не видела с кормы рыбачьей лодки или парусника, как смертоносная
буря несется над морем, скрывая голубизну неба, наполняя страхом сердца женщин?
Суденышки борются, но ветер силен, высоки волны, ураган срывает с причалов
корабли. И тогда, подруга, неизвестно откуда, то ли с неба, то ли с моря появляется
звезда и прорезает мрак. Это свет в ночи. Страх уходит из сердец людей. Это
предвестие затишья.
Таким был Кастро Алвес, подруга. Темна была ночь без звезд на бурном небе.
Черные люди пели с своей горькой судьбе, и слезы их лились, как песни в макумбах
которые они в городах выкапывали под землей *. И белые люди тоже веками
безнадежно взывали к небу; ведь и они были почти такими же рабами, как и черные.
Тогда-то свет звезды возвестил, что свобода — это заря, которая разгонит бурную ночь,
и все увидят голубизну неба и будут улыбаться, как дети. Когда люди уже думали, что
22
ночь урагана и смерти будет длиться вечно, что никогда под небесами не засияет заря,
тогда-то и появился поэт, как звезда среди бури, и сказал, что свобода не умирает.
Сотни лет прожила Леонидия за то время, что не видела своего любимого. В глубь
сертана доносилось из городов эхо его голоса, и Леонидия вслушивалась в эгот голос,
сжимая руки на груди, которую он воспел. Леонидия страдала от разлуки с любимым и
в долгие безмолвные ночи роняла слезы на старые, пожелтевшие листы. В письмах его
и стихах, посвященных ей, перед нею воскресали дни их детства, идиллия первых лет
их любви. Она страдала: каждая минута отсутствия любимого была равна году горя,
однако Кастро Алвес был так велик и могуч, что, даже находясь вдали, он наполнял
ее
1 М а к у м б а — место свершения негритянского религиозного обряда с песнями и
плясками. Сам обряд тоже называется макумба.
23
радостью: ибо время от времени до нее доходили вести о нем — рассказывали о