Для вайшьи — торговца, крестьянина, ремесленника, человека, чья деятельность непосредственно связана с материальными ценностями не только de facto и случайно, но в силу его внутренней природы, — реальны богатства, безопасность, процветание и благосостояние; в его инстинктивной жизни другие ценности вторичны, и в глубине дущи он «не верит» в них. Его воображение расширяется в плане экономической стабильности, материального совершенства работы и приносимой отдачи, и когда это переносится на религиозный план, данная перспектива становится исключительно перспективой накопления заслуг ради посмертной безопасности. Внешне эта ментальность аналогична ментальности брахмана по причине её статичного и мирного характера, но она далека от ментальности как брахмана, так и кшатрия из-за определённой мелочности интеллекта и воли27; вайшья умён и об-лацает здравым смыслом, но ему недостаёт специфических интеллектуальных качеств, а также рыцарских добродетелей, идеализма в высшем смысле этого слова. Здесь нужно повторить, что мы говорим не о классах, а о кастах, или, говоря более точно, о «естественных кастах», так как сами институты как таковые, хотя они и могут воспроизводить природу, никогда не являются совершенно свободными от недостатков и превратностей всего проявленного. К определённой касте не принадлежат потому, что занимаются определённой профессией и рождены у определённых родителей, но, во всяком случае, при нормальных условиях, человек занимается определённой профессией, потому что принадлежит к определённой касте, и последняя во многом — хотя и не совсем — гарантирована наследственностью; по крайней мере, эта гарантия существенна для того, чтобы сделать индусскую систему возможной. Эта система никогда не могла обеспечить невозможность исключений, которые только подтверждают правило; тот факт, что исключения приобрели своё наиболее возможное количество в наши дни перенаселения и «реализации невозможного», ни в коем случае не может лишать силы принцип наследственной иерархии.
«Дваждырождённых» (dvija), а именно три касты, о которых мы сказали, можно определить как дух, наделённый телом, а шудр, представляющих четвёртую касту, — как тело, наделённое человеческим сознанием. Действительно, шудра — это человек, обладающий качествами только для ручного труда более или менее количественного характера, но не для работы, требующей большей инициативы и более сложного отношения. Для этого человеческого типа, который тем не менее сильнее отделён от предыдущих типов, чем вайшья от благородных каст, реальны телесные вещи: это еда и питьё, в этом случае составляющие абсолютное счастье, равно как и их психологическое сопровождение28. В том, что касается внутренней природы шудры, всё, что лежит за пределами телесного удовлетворения, имеет привкус роскоши, если не сказать иллюзии, или в любом случае кажется чем-то «побочным» по отношению ко всему, что его воображение принимает за реальность, а именно удовлетворению непосредственных физических нужд.
Можно было бы возразить, что рыцарский тип также испытывает наслаждение, но дело не в этом; здесь вопрос стоит выше психологической функции наслаждения, роли, которую оно играет в сборке совместимых элементов. Кшатрий легко превращается в поэта или эстета, он обращает мало внимания на материю как таковую. Центральное и в то же время элементарное место, занимаемое наслаждением в перспективе внутренней природы шудры, объясняет его зачастую легкомысленный, беспутный и «преходящий» характер, при помощи которого он сходен, по любопытной обратной аналогии, с беззаботностью человека, находящегося по ту сторону системы каст (ativarnasmmi), санньяси, который также живёт в текущем моменте, не думает о завтра и странствует без очевидной цели. Но шудра слишком пассивен, чтобы управлять собой и посему остаётся зависим от чужой воли; его добродетель — это верность, или своего рода сильная правота (massive rightness), без сомнения, невежественная, но также простая и понятная, и поэтому также достойная уважения: про этот факт иногда забывают.
27
В XIX в. буржуазии в Европе пришлось по причине удержания равновесия осуществлять качества классов, которые она устранила; мы имеем в виду факт принадлежности не к классу буржуазии, что само по себе неважно, а к буржуазному духу, что является совсем иной вещью. Занятия наукой в XIX и XX вв. доказывают не то, что человечество «прогрессировало», а то, что интеллект людей меркантильного типа едва ли способен подняться над уровнем простых фактов. Нынешняя иллюзия того, что человек может воссоединиться с метафизической реальностью при помощи научных открытий, хорошо характеризует эту тяжесть духа и может только доказывать, что, как писал Генон, «подъём вайшья влечёт за собой интеллектуальную ночь». Более того, «цивилизация», употребляемая без какого-либо качественного эпитета и воспринимаемая как цивилизация как таковая
28
Смысл, который слово «реальность» и «реализм» приобрели для многих наших современников, весьма значителен: «реальность» стало синонимом банальности и даже тривиальности, и, таким образом, безобразия и жестокости; в таком «реализме» нет больше места истине, благородству или красоте, то есть ценностей, ускользающих от количественного измерения.