Итак, при условии подобных допущений и исключая мысль о том, что рождение случайно, кастовая доктрина видится в совсем ином свете. Следовательно, можно сказать, что не рождение определяет природу, а природа определяет рождение; говоря точнее, личность обладает определённым духом в силу рождения в данной касте, но в то же время она рождается в данной касте, потому что трансцендентально обладает данным духом. Отсюда различия между кастами, вовсе не искусственные, несправедливые и произвольные, были просто отражением и подтверждением предсуществования — более глубокого и внутреннего неравенства; они представляли собой высшее приложение принципа suum cuique11.
В контексте живой традиции касты представляли собой естественную «точку» земного схождения аналогичных воль и призваний. Также регулярная и закрытая наследственная передача создавала однородную группу, разделявшую благоприятные органические, жизненные и даже психические склонности, принимая во внимание ре-гулярное развитие со стороны отдельных индивидов вышеупомянутых дородовых склонностей или предрасположенностей на уровне человеческого существования. Индивид не «получал» от касты свою природу; скорее каста давала ему возможность осознать или вспомнить свою природу и дородовую волю, в то же время даруя ему своего рода тайное наследие, связанное с кровью, чтобы он смог гармонично реализовать его. Характеристики, функции и обязанности касты составляли план регулярного развития возможностей человека в контексте органической социальной системы. В высших кастах этот процесс дополняло посвящение, пробуждая и вызывая в отдельном индивиде определённые влияния, которые уже были сориентированы в сверхъестественном направлении12. Ius отдельного индивида, а именно те прерогативы и отдельные права, наследственные для каждого из этих традиционных сочленений, не только позволяли этой трансцендентной воле находиться в гармонии с родственной человеческой наследственностью, но также и позволяли каждому обрести в социальном организме состояния, реально соответствовавшие своей природе и глубочайшим склонностям; такое состояние было защищено от любой путаницы и уклонения.
Когда чувство личности не сосредоточено на эфемерном принципе человеческой индивидуальности, которой суждено не оставить после себя ничего, кроме «тени», всё это кажется весьма естественным и очевидным. Верно, что многое можно «достичь» за время жизни, но с высшей точки зрения эти «достижения» абсолютно ничего не значат (ибо прогрессивное увядание организма в итоге толкнёт его в небытие), если они не реализуют предсуще-ствовавшую волю, являющейся причиной данного рождения. Такую дородовую волю нельзя так просто изменить преходящим и произвольным решением, принятым в данный момент земного путешествия. При осознании этого необходимость каст становится очевидной. Единственное «Я», которое современный человек знает и хочет признавать, — это эмпирическое «я», начинающееся при рождении и более или менее исчезающее после смерти. Всё им сводится к чисто человеческому, индивидуальному, так как в нём исчезли все предшествующие воспоминания. Таким образом, мы являемся свидетелями исчезновения как возможности контак-та с силами, следствием которых и было само рождение, так и возможности воссоединиться с тем нечеловеческим элементом в человеке, который, существуя до рождения, находится по ту сторону смерти; этот элемент составляет «место» всего, что может окончательно быть реализовано после смерти и является принципом несравнимого чувства безопасности. Как только ритм нарушен, контакт потерян, и великие расстояния мешают человеческому глазу, все пути кажутся открытыми, и всякая область насыщена беспорядочной, неорганической деятельностью, у которой отсутствует глубокая основа и смысл, и над которой господствует преходящая и партикуляристская мотивация и эмоции, дешёвые интересы и суета. В этом контексте «культура» больше не является тем окружением, в котором возможно актуализировать существование через подлинную приверженность и верность; она является скорее местом «самоактуализации». И так как зыбучие пески этого небытия без имени и традиции, то есть эмпирический человеческий субъект, стали основанием этой самоактуализации, то требование равенства и права быть тем, кем хочется, как принцип, продвигается и энергично пропагандируется в современном обществе. Никакое иное различие не признаётся более правильным и истинным, нежели «достигнутое» при помощи собственных усилий и «заслуг» в соответствии с терминами различных поверхностных интеллектуальных, моральных или социальных убеждений, типичных для последнего времени. Таким же образом единственное, что осталось — это пределы наиболее жёсткой физической наследственности, ставшие непонятными знаками и которые терпят или которыми наслаждаются в каждом случае как капризом судьбы. Также естественно, что свойства личности и крови, общественное призвание и функция — всё это всё сильнее и сильнее несогласующиеся между собой элементы, доводящие до реального, трагического, внутреннего и внешнего конфликта; с точки зрения закона и этики они также привели к качественному краху, к относительному уравниванию, к равным правам и обязанностям, и к одинаковой общественной морали, претендующей на господство над всеми, не обращая внимания на отдельных людей и различные титулы. «Преодоление» каст и традиционного общественно-политического порядка не имеет иного смысла. Индивид достиг полной «свободы»: его «цепь» не является короткой, а его опьянение и иллюзии, как неугомонная марионетка, не имеют пределов.
12
«Как хорошее семя произрастает на хорошем поле, так рождённый от ария и арийки достоин всякого обряда… семя, посеянное на бесплодной почве, в неё же и погибает; поле, лишённое семени, может остаться только бесплодным». Законы Ману, 10.69, 10.71.