Это первый пункт. Мировая война, в которой Драшер хочет видеть причину крушения престижа белых народов в глазах других, если и действовала в таком смысле, то прежде всего потому, что она ускорила и усилила контакт некоторых цветных народов с инструментами технической силы белых. Но сам антагонизм между белыми мог быть причиной падения престижа только в случае самых низких рас — негров и им подобных, которые, собственно, не являются основной проблемой. Нужно признать, что в глазах всякого индийца, китайца, японца определённого ранга, и даже самых чистых североамериканских аборигенов такой престиж не мог обрушиться из-за простого факта того, что его никогда не существовало: такие расы, если и признавали материальное превосходство белых, в то же время далеки от признания реального духовного превосходства. Но такое превосходство стало проблемой в тот момент, когда тайны техники оказались более или менее раскрытыми.
Второй пункт — это распространение гуманистической, националистической и, наконец, большевистско-пролетарской идеологии. Распространение догмы фундаментального равенства между всеми существами, обладающими человеческим обликом, не могло не означать разрушения предпосылок всякого превосходства. Это замечает также и Драшер: если люди в оди-наковой степени равны, то, естественно «несправедливо», чтобы одна раса господствовала над другой. Такое господство, максимум, будет элементом свободной конкуренции на одинаковых начальных условиях, и коснётся только внешней стороны, то есть материальной и административной.
Самый губительный эффект, произведённый мировой войной, — это результат её идеологии, мобилизованной против Центральных держав: это важный пункт, к которому Драшер переходит почти незаметно. Речь идёт об идеологии, в которой мировая война была своего рода крестовым походом против «агрессивного империализма» германских народов, и с их поражением привела к торжеству «принципа национальностей», самоопределения и суверенитета отдельных народов, с полной независимостью от всякого высшего иерархического принципа. Такая идеология была необходима, чтобы добить также и империализм белой расы и освятить освобождение цветных народов, их право на «равенство», как только они будут более или менее «цивилизованы», то есть европеизированы. Вот самый недавний и крайний пример этого абсурда: Абиссинии был дан точно такой же статус, как и Италии, с правом голоса, совершено равным голосу любой западной нации, и в итоге Италию заклеймили как «агрессора».
Последний толчок был дан большевистско-пролетарской идеологией, и прежде всего здесь Драшеру можно поставить в заслугу то, что он это подчёркивает (но без удовлетворительной связи со всем остальным). Миф о международной солидарности «угнетённого» пролетариата в восстании против «эксплуататорского» капитализма и его тирании — это то, что нужно, чтобы восстали самые низкие слои цветной расы: восстали, чтобы освободиться от ярма белых, доведённые до этого в той или иной степени как раз капиталистическими эксплуататорами, и чтобы отвоевать орудия труда и свободно управлять ими. Так падает последний ореол престижа и превосходства белых, уступая место ненависти и презрению, которое не только идеологически, но также и при помощи соответствующих политических шагов часто разжигает советская Россия. «В то время как русские распространяют ненависть к белым», — справедливо говорит Драшер, — «японцы демонстрируют её в избыточном количестве».
Здесь всё же крайне важно установить, что предпосылки восстания цветных народов самым тесным образом связаны с вырождением их самих, с их направлением на этот путь тем же самым нашим внутренним упадком. Восток поднимается в качестве возможного противника Запада только в тот момент, когда он подвергается влиянию самых губительных и извращённых идеологий первого, менее всего движимый своими истинными расовыми традициями. Нужно отдавать себе отчёт, что после первого западного вторжения — материального случилось второе — идеологическое, и только это вторжение даёт место опасности освобождения, если также и не контрнаступления, цветных рас. Демократическая идеология «принципа национальностей» и «социальной справедливости», из которой вытекает суверенная национальная экономика, вместе с общими техни-чески-механическими и рационалистическими предпосылками того, что сегодня соответствует «цивилизации» и продолжает называться таковой, обречена на то, чтобы породить множество копий западных наций. Эти копии будут являться такими же силами в процессе в борьбе и конкуренции, где нельзя будет установить никакого стабильного и реального превосходства из-за самого факта, что больше не будет существовать никакого истинного принципа, никакого нерушимого престижа, никакого упорядочивающего закона свыше. Картина европейских кризисов и страданий воспроизвелась бы в гораздо больших пропорциях, если бы она охватила все континенты.