Доброгнева кивала.
— Уходи с глаз моих! — Ката отвернулась от женщины. Та, не глядя по сторонам, выскочила наружу.
— Ох, сурова ты, сестрица! — засмеялся мальчишка, — я сейчас отца перед собой увидел, будто это он распекает провинившихся!
Ката хихикнула.
— Может в следующий раз побоится безобразничать! Нянюшка где? Долго ли ждать? — повернулась она к Светиславу.
— Захворала она, — ответил юноша, — просила простить ради бога, занемогла, встать с не может.
По его хитрому прищуру было понятно, что если и захворала вредная нянюшка, то воспалением хитрости. Не захотела под горячую руку воспитанницы попасть.
— Ладно, сама ее навещу, — произнесла Ката. — брат, раздели с нами трапезу?
Магнус кивнул.
— Если подружка твоя расскажет то, что ты мне рассказывала. больно уж былица занятная.
Ката махнула, и Светислав впустил в горницу девушку-служанку.
— Новица, своди-ка нашу гостью в баньку, да после приодень. А потом приводи, трапезничать будем.
Маша растерялась, но Ката кивала, иди, мол, не бойся! И она пошла вслед за Новицей. Проходя мимо стоящих столбом парней, она взглянула сначала на Светозара, сурового лицом. Потом на Светислава. Ей, наверное, показалось, что Светислав подмигнул ей.
8
Маша стояла перед круглым металлическим зеркалом, тем самым, похожим на большое блюдо, и с удивлением рассматривала себя. Понадобилось всего каких-то пару часов и сундук нарядов, чтобы она перестала быть девушкой двадцать первого века, и стала древнерусской славянкой. Погрузиться в обстановку помогла баня, которая оказалась маленькой и темной. Стены были ужасно закопченными, и Маше казалось, что она больше измажется, чем намоется. Но, оказалось, что от этого можно получить настоящее удовольствие. Четверо женщин сначала дружно махали вениками, обдавая тело влажным и пахучим духом свежих листьев, потом намывали ее, не обращая внимание на слабые возражения, что она и сама может, дайте только воды и мыла. Кстати, и мыла у них не было! А был какой-то отвар, которым ей долго натирали волосы и все тело, а потом так же долго смывали. Когда же у Маши совсем не осталось сил, и она лежала, блаженно вздыхая, ее еще раз облили отварами и под руки вывели в предбанник — одеваться.
И тут она с ужасом обнаружила пропажу. Все ее вещи, вместе с рубахой и многострадальной юбкой, выданной старой Зорицей, пропали. Не было ни лифчика, ни трусов. Пока она водила глазами по лавке, в поисках своего нижнего белья, старшая из банщиц натянула на нее просторную тонкую рубаху.
— Пойдем, голуба, подберем тебе наряды! — проворковала она, — Катерина Владимировна велела красоту подобрать, чтобы не жало, не терло, чтобы была ты красота ненаглядная!
— А мое-то где? — растерянно спросила Маша.
— Не волнуйся, девица! — успокоила ее женщина, — бабы постирают, принесут чистенькое! Маша застонала при мысли о том, как удивятся местные прачки, когда им в руки попадется лифчик с пушапом и трусики танга.
В горнице, куда ее привели, стояли распахнутыми два сундука. Женщина и две девушки-помощницы начали вынимать предметы древнеславянского гардероба и надевать на Машу. Длинную белую рубаху сменили не менее длинной, но тоненькой и очень изящной, с завязками на рукавах. Поверх надели что-то, похожее на широкое платье без рукавов, но не сарафан. Одна из девушек достала со дна сундука тонкий, плетеный из кожаных шнурков, поясок, и подвязала ее по талии. Потом ее усадили, и долго расчесывали волосы, восхищаясь длиной и цветом. Длина у Маши была своя, а вот цвет она приобрела недавно, решив обновить на лето окрас, и сменила свой натуральный пепельно-блондинистый оттенок на романтичный "песчаный берег".
И теперь она смотрела на себя и не узнавала. То ли на пользу пошли вторые сутки жизни без курения и гаджетов, то ли так повлияли стрессы и баня, но сейчас она выглядела, как… девчонка. Только ухоженная девчонка. Простое платье удивительно хорошо подчеркивало фигуру, волосы, вымытые неизвестно чем (надо будет обязательно поинтересоваться), гладко зачесанные в косу, были такими послушными и ухоженными на вид, словно она только что вышла из салона красоты. В ушах покачивались длинные серьги из мелкого жемчуга, а на груди лежали бусы из трех нитей. Все это в общем ей очень шло.
— Долго же ты! — воскликнула Ката, — я уж заскучала! Брат не дождался, уехал с дружинными на охоту, любимого сокола прогулять. Да и нам с тобой негоже в тереме сидеть, поедем покатаемся!
— На чем? — удивилась Маша.
— На лошадках, — так же удивленно ответила Ката, — или можно в возке… Брат нам Светислава оставил, чтобы никто не обидел.