- Валентина, смотри! - воскликнула вдруг Матрена Терентьевна, всматриваясь в водителя. - Да це же Святослав Марченко с Пересыпи! Что ты здесь делаешь, Святослав?
- По приказанию товарища Черноиваненко специально заезжал в Крыжановку, чтобы подбросить вас на своей машине в порт и посадить на транспорт. Вижу ваша хата сгорела, вокруг валяются домашние вещи. Тогда я повернул обратно, а проехать на Пересыпь уже нельзя. Я так и понял, что если вы не успели проскочить в город до взрыва дамбы, то, наверное, ходите по степу и не знаете, как выбраться. Я сам в таком же положении.
- Что же теперь делать? - с надеждой глядя на Святослава, сказала Матрена Терентьевна.
- Понятия не имею. Кругом вода.
- Нужно идти на Хаджибеевский лиман и переправиться на тот берег на лодке, если будет лодка, - сказала Валентина, отряхивая платье. - А то мы здесь так и сгнием. На Хаджибеевском лимане непременно должны быть лодки.
- Я тоже так думаю, - сказал Святослав. - Так давайте садитесь в машину и быстренько поедем. А это что за хлопчик?
Он не узнал в этом обросшем, худом мальчике в чужой кепке и в большом, не по росту, чужом полушубке того аккуратного московского пионера, которого он несколько месяцев назад, в один прелестнейший воскресный день, вез вместе с отцом с аэродрома на "виллу" Колесничука. Петя тоже не узнал Святослава. Но машина с брезентовым верхом, в которую он залез вместе с Матреной Терентьевной и Валентиной, показалась ему знакомой. Впрочем, он не задержался на этом впечатлении, весь поглощенный нетерпеливым желанием поскорее вырваться из этой проклятой степи и спастись.
- Это один мальчик, Петя, - сказала Валентина, - пионер из Москвы. Мы его с мамой вытащили из моря.
В это время Святославу удалось завести заглохший мотор, и машина, окутавшись облаком вонючего дыма, рванулась вперед. Правая передняя и левая задняя покрышки порвались в клочья. Менять их не было времени.
- Доедем на ободах! - сказал Святослав решительно.
Машина поехала. Собственно, она не поехала, а заковыляла, со стуком подпрыгивая на каждой выбоине. Но она ковыляла удивительно быстро. Правда, она время от времени останавливалась как вкопанная. Но потом, как бы желая наверстать упущенное время, делала отчаянный рывок вперед и мчалась дальше. Неутомимо орудуя рычагами и резко ворочая баранку, Святослав сунул назад, в кабину машины, винтовку:
- Эй, кто там! Валентина, держи винтовку. Она на предохранителе. Если наскочим на вражескую разведку, стреляй. Стрелять можешь?
- Спрашиваешь! - не столько сказала, сколько прошипела Валентина сквозь сжатые зубы.
- А ты, мальчик, бери гранату.
Святослав протянул через плечо ручную гранату, и Петя взял ее в обе руки, не совсем ясно представляя себе, что с нею нужно делать.
- И ты тоже, парень, - сказал Святослав, - если нарвемся на этих гадов, бросай гранату. Умеешь?
- Спрашиваешь! - сказал Петя, хотя имел самое приблизительное представление о том, как надо бросать гранаты.
- Дай лучше мне, Петечка, - сказала, заволновавшись, Матрена Терентьевна. - А то, я боюсь, ты еще не так кинешь. Ты лучше держи бумаги, а я подержу гранату.
- Я кину как надо, - упрямо, даже злобно проговорил мальчик, обеими руками стиснув ручку гранаты.
И тут первый раз в жизни он испытал то чувство, которое появляется у безоружного и преследуемого человека, вдруг получившего в руки оружие. Это великолепное "чувство оружия", как молния, с головы до ног пронзило мальчика и удесятерило все его телесные и душевные силы.
Петя держал в руках смерть и со странным упоением сознавал, что он хозяин этой смерти. В любой миг он может распорядиться ею по своему усмотрению, одним размашистым движением швырнуть ее в любую сторону и в клочья разнести врага, посмевшего поднять на него руку. Он уже не чувствовал себя пленником. Он чувствовал, что он не только хозяин смерти, но и хозяин своей свободы. Теперь ему даже хотелось, чтобы они наскочили на румын или немцев. И он с нетерпением, с острым вниманием всматривался в черную степь.
Такое же чувство испытывала Валентина. Высунув винтовку за борт машины, она, так же как и Петя, всматривалась в темноту и слышала рядом дыхание мальчика, который, сжав рот, сопел носом и пыхтел, как рассерженный еж.
Если не считать утомительной тряски, до Хаджибеевского лимана доехали без всяких происшествий. Степь, казалось, вымерла. Один только раз взлетела осветительная ракета. Она взлетела так близко, что при плавно движущемся свете они увидели во всех подробностях берег лимана, обросшие тиной, торчащие из воды сваи и несколько разбитых черных лодок. Одна лодка, наполовину наполненная водой, блестевшей при лунном свете осветительной ракеты, тяжело плавала у берега. Они даже увидели черпак, который плавал в лодке и, в свою очередь, тоже был наполовину наполнен водой и походил на маленькую лодочку. По дну балки они съехали вниз и стали торопливо откачивать из лодки воду. Действуя черпаком и ведром, имевшимся в хозяйстве Святослава, они вычерпали столько воды, что лодка могла удержать их всех четверых на поверхности лимана. Тогда они влезли в эту грубо сколоченную из ветхих досок, рассохшуюся, давно просмоленную и обросшую ракушечками посудину, более похожую на длинный ящик, чем на лодку, и стали отталкиваться от берега.
Весел в лодке не было. Отталкивались винтовкой, черпаком и палкой, которую нашли на берегу. В лимане было очень мелко, и довольно долгое время удавалось двигаться отталкиваясь. Но едва они отъехали от берега метров на тридцать - сорок, как Святослав крикнул:
- Стой!
В тот же миг он выпрыгнул из лодки и, по пояс в воде, бросился к берегу.
- Гребите! - крикнул он издали. - Я сейчас вернусь!
И он исчез, шлепая в темноте по воде. Скоро на берегу вспыхнула и погасла спичка, а через несколько минут снова послышалось шлепанье и показался силуэт Святослава, расталкивающего грудью неподвижную, тяжелую воду лимана. Святослав взобрался в лодку, сел на банку и долго вытирал рукавом лоб. Он молчал, и чувствовалось, что он чем-то подавлен. Наконец он мрачно сплюнул в воду и махнул рукой.
- Э, чего там! - сказал он решительно. - Нехай пропадает! Когда так, то так. Ни нам, ни им. - И, заметив, что все сидят неподвижно, наблюдая за ним, сердито прибавил: - Чего же вы спите, товарищи? Еще рано спать. А ну-ка, разом!