Нор перебежала улицу Красных Маков, перелезла через забор и оказалась в полях, куда Харпер и Калима выпускали пастись своих альпака. Когда животные были довольны, они радостно гудели с восходящей интонацией, немного похоже на казу. Так что до дома Нор провожало целое стадо гудящих альпака. Впереди уже высилась громада дома Блэкберн – мрачная тень на фоне заката. Их дом был не менее внушительным, чем какая-нибудь крепость. Совсем как бабушка.
Нор пыталась придумать, как лучше сообщить Джадд о весточке от матери, о ее книге. Наверное, стоило просто все рассказать. «Сразу переходи к делу», – всегда говорила ей Джадд. Как будто разговаривать с женщиной, которую все называли Великаншей, хоть когда-то было просто.
«Лучше придумаю, как рассказать Апофии», – решила Нор. Апофия была спутницей ее бабушки дольше, чем Нор жила на свете. Пусть она и придумает, как лучше сообщить новости Джадд. Ведь что тут скажешь? Ее мать творит немыслимое – собирает плату за чары, которые много поколений никто не накладывал: чары успеха, удачи, красоты и мщения.
Заклинания Роны и дневник, в который она их записывала, как древняя реликвия Старого Света, передавались из поколения к поколению только как память, как знак связи с прародительницей рода, как напоминание о былых временах, которые никогда уже больше не придут. Насколько Нор рассказывали, последней женщиной рода Блэкберн, способной наложить эти заклинания, была сама Рона.
У изгороди Нор встретили собаки. Древность зацепилась огромными передними когтями за верх калитки и уничижительно уставилась на Нор из-под длинной седой челки. Мелкий пес высунул нос сквозь нижние планки забора. В противовес более крупной собаке Пустячок, как он себя называл, был маленьким жизнерадостным песиком, и ему всегда снилось солнце или жаркий камин. И неудивительно. Древность жила уже при девятом поколении людей, а Пустячок мог все еще считаться щенком и вел себя соответственно. Не то чтобы Нор собиралась говорить это вслух.
Нор уговорила Древность слезть с ворот и вслед за двумя собаками пошла по мощенной речным камнем дорожке к Башне. В свете заходящего солнца камни мерцали, как последние угольки костра.
Дорожка вилась по всему их участку, со времен Роны и по сей день насчитывающему сто восемьдесят акров, и соединяла Башню с маленькой беленькой танцевальной студией.
Приходить в эту студию к Апофии было любимым занятием маленькой Нор. Она копалась в шкафах, набитых традиционными китайскими ципао, и даже нашла там несколько балетных пачек, сохранившихся со времен, когда Апофия танцевала в балете Сан-Франциско. В иные дни они вместе сидели на крыльце в плетеных креслах, слишком хлипких, чтобы выдержать вес Джадд, и пили чай из фарфоровых чашек, вручную расписанных цветами вишни и слишком изящных для мощной хватки Великанши. Нор часами напролет болтала, как болтают всеми забытые дети, впитывая каждую кроху внимания и поедая бессчетные маленькие шоколадки в ярких бумажках до тех пор, пока ей не начинало казаться, что у нее вот-вот лопнет живот.
Войдя в Башню, Нор зашла на кухню и обнаружила в огромной медной раковине переполненный чайник, из которого выливалась вода. Она выключила кран, стараясь не смотреть на пустую стену над раковиной.
Когда-то там висел огромный набор ножей – самых разных размеров и предназначений. Все они были такими острыми, что можно было разрезать себе руку и ничего не почувствовать. Единственным свидетельством пореза стал бы стремительно распускающийся на ладони алый цветок. Уже больше года Апофия хранила ножи под замком. Нор уверяла, что больше не нужно так осторожничать, но ножи оставались взаперти.
Апофия нашлась именно там, где Нор и рассчитывала: она склонилась над стоящим на плите воком, и горячий пар окрасил ее сухие, как бумага, щеки розовым румянцем. Ее коротко стриженные седые волосы были собраны в пышный помпадур, и сложно было поверить, что Апофии Ву почти семьдесят. Она еще не растеряла грации балерины, какой когда-то была, и Нор не удивилась бы, если бы, опустив глаза, увидела на ее ногах пуанты.
Нор наклонилась над воком и вдохнула аромат кипящего жаркого. На разделочной доске громоздились красные и зеленые перцы чили, сычуаньский перец, тофу и имбирь: судя по всему, блюдо намечалось острое. От предвкушения у Нор заслезились глаза.
Апофия замахала рукой, отгоняя Нор от плиты.