Катька открывала дверь, зажав зубами сетку с хлебом. Ну как иначе, если за спиной рюкзак с амуницией, в руке — катана, и чем-то надо держать ключи? Войдя, она услышала громкий и незнакомо властный бабушкин голос:
— Не смей ей ничего говорить!!! Не смей!!!
Тут из бабушкиной комнаты выскочила мать, в слезах, и, едва кивнув дочери, убежала на кухню.
Катя пулей, в чем была, влетела к бабушке:
— Што шлушылошь??!
— Господи!!! — расхохоталась бабушка — ты только посмотри на себя… Ох, умрешь с тобой от смеха…
Из зеркала на Катьку смотрела совершенно дикая рожа, из зубов которой свисала сетка… Фыркнув, она выплюнула ручки и сердито спросила:
— Это вы с матерью о чем?
— Между прочим, мы тоже имеем право на некоторые личные тайны, как и некоторые, правда, дочь?
Когда мать успела войти в комнату, Катя не заметила. Наверное, в зеркало на себя любовалась. И не узнала материн голос, неожиданно мягкий.
— Да, мама. Я все поняла. Прости. — и она обняла бабушку.
— Катюша, нам надо еще поговорить, сделаешь нам чайку?
Ужасно хотелось все выяснить, но если бабушка просит… можно и отложить, решила Катька. Тем более, что мать ничего не сказала про катану. И про все остальное. Или бабушка, как раньше, ничего не рассказала ей? Но не заметить катану она просто не могла — Катька в этом была уверена.
Не заметила.
Не спросила, где была так долго.
А Катька уже привычно готовилась отовраться -мол, хлеб не привезли свежий, а старый брать не хотелось, ждала…
А ничего не было.
А это значит — что-то произошло. В Катьке боролись тревога, любопытство и страх, еще немного, и она стала бы подслушивать под дверью, но чайник закипел, надо было заваривать, приготовить и что-то к чаю.
Когда она вошла, мать сидела у кровати, держа бабушку за руку, и обе молчали. Катя ни разу не видела между ними ни грана ласки, кроме праздников, когда после вручения подарков вроде как положено поцеловать или хотя бы обнять дарителя… Бабушка была спокойна, а мать… С влажными глазами, согнутая, будто груз на ней какой. Слезы матери Катька видела — еще не так давно сама доводила, но то были слезы злые, жесткие, с такими она и ударить дочь могла. Вспоминать было противно. Спрашивать — боязно. Тишина угнетала.
— Еще что-нибудь принести к чаю?
— В моей сумке на кухне коробка конфет. Будь добра, принеси.
Вот и весь разговор, — подумала Катька, неся конфеты. И что дальше?
А ничего. Разговор шел, уже с ней, обо всем — и ни о чем, бабушка рассказывала, как они управляются дома, хвалили Катьку, мельком упомянув даже о тренировках — мать не отреагировала и даже ничего не уточняла (и слава богу! но… подменили ее, что ли?), мать говорила, что отца ожидает новый перевод, уже ближе, что до них будет даже ходить автобус, но городок военный, маленький, школа не очень, а Катьке надо заканчивать и думать, чем она будет заниматься дальше, надеюсь мысли о медицине все-таки будут не только мыслями (вот это уже больше похоже на мать!), оказалось мать была уже в школе, похвалила дочь (наконец-то взялась за ум, не было бы счастья, да несчастье помогло…) — и все это время Катьке казалось, что они все трое идут, как по хрупкому льду, чтобы не топнуть, не нарушить, и задать самый важный вопрос — нельзя, просто невозможно, потому что тогда… Хрустнет и все полетит к чертям… все они полетят…
Мать уехала, оставив полный холодильник и набитый кошелек (вот ничего себе…)
Катька сидела на кухне наедине со своим страхом, а потом пошла к себе в комнату и достала катану. Клинок был — как светлая полоса жизни. А ей все казалось, на нем какие-то пятна, пылинки. Протирая клинок, Катька решила — бабушку она спрашивать не будет. Просто потому, что не хочет, чтобы она нервничала. Ей это очень вредно. Так говорила участковая врач. Будет терпеть, пока… пока не будет подходящего момента. А потом сама возмутилась: бабушка что, доверяет ей меньше, чем матери? И пошла выяснять отношения.
— Ты что, решила отрезать от меня кусочки, пока правду не выяснишь? , — иронично спросила бабушка, и, взглянув, на изменившееся лицо внучки, добавила: — Да шучу я, шучу… Дай подержать твою красавицу.
— Бабушка! — решительно начала Катька… та быстро перебила:
— Ой, ну не надо так торжественно. Расскажу я тебе. Сама все расскажу. Погоди маленько. Приятного мало будет, девочка. Давай пока на твою тезку полюбуемся.
— Тезку? — не поняла Катя.
— Ну как же… Катя — Катана, — улыбнулась бабушка. И Катька, до того напряженная, как натянутая струна, улыбнулась до самых ушей.
А потом словно этим самым клинком по сердцу полоснуло:
— У меня начались метастазы, Катюша…
Катька попыталась вдохнуть и не смогла. К горлу подкатил ком. Но тут же был разбит тихим бабушкиным:
— Надеюсь, ты мне поможешь?
— Чем?
— Надо будет ставить мне уколы. И еще много чего. Справишься?
— Обязательно! Но где я смогу этому научиться?
— Ну, я надеюсь, ты найдешь. Да, возьми на столе мою записную книжку, там телефоны моих подруг, может, подскажут что. Знаешь, врачи говорят, повторная операция невозможна, организм не выдержит. А я хочу увидеть, как ты окончишь школу. И при этом быть в уме и в состоянии порадоваться за тебя. А в идеале — прийти на твой выпускной, желательно своими ногами. А еще знаешь что?
— Что? — еле сдерживая слезы, спросила Катька.
— Меньше всего мне бы хотелось, чтобы меня оплакивали заранее! — отрезала бабушка, — Могу я попросить тебя о главном одолжении: больше не являться мне на глаза с такой постной физиономией? Да, хочется поплакать, но у меня лично другие планы на мои оставшиеся дни!
====== Часть 3 ======
Расписание у Катьки стало действительно таким, что грустить и даже задумываться было некогда. Одна из бабулиных подружек свела ее со своей сиделкой, та — помогла устроиться на курсы медсестер при медколледже. День был расписан по минутам, но все равно она периодически всюду опаздывала и частенько не высыпалась. Пришлось бы отказаться и от части тренировок, если бы Аня, девушка Влада, не предложила ей свою помощь. Катька почувствовала к ней доверие практически сразу, как увидела. Студентка филиала мединститута, старше на четыре года, уже не первый год подрабатывающая на «скорой» полюбилась и бабушке. «Как лучик солнечный», — говорила она о тоненькой рыжеволосой Анюте, внешне хрупкой, но удивительно сильной. И, кажется, сбывалась мамина мечта видеть дочь врачом — от новой подруги Катька «заразилась медициной». И уже прикидывала, как станет хирургом… Много времени проводила с бабушкой, даже на улицу стали выбираться с ней почти каждый день, хотя бы на полчаса — на воздухе ей вроде бы становилось лучше. И не заметила, как пролетела весна.
На выпускной Катя пошла вместе с бабушкой, ну, еще Аня с Владом — для надежности. Но тогда ничего не случилось — они хохотали, пили шампанское, фотографировались, даже немного танцевали. Аттестат получился вполне приличный, чем мать была (в кои-то веки) крайне довольна, при всех признала за дочерью право на самостоятельность, и на радостях они даже обнялись… Отец не приехал (как всегда, работа, командировки — сказала мать), и больше о нем как-то и не вспоминали.
Все случилось внезапно. Просто однажды солнечным утром бабушка не отозвалась…
Катька ходила по пустым комнатам и разговаривала с бабушкой… Хотя уже прошла неделя после похорон, она повсюду находила бабушкины записки и просто невероятно, до чего вовремя…
Утром на полочке с мылом оказался листочек: «Достать катану. Пожалуйста».
И не описать, как это помогло… Стальной луч словно осветил жизнь, Катька собралась-таки на тренировку, и больше уже не пропускала, работая отрешенно и словно с удвоенным рвением, — а просто она представляла, как нападает на саму смерть. На некоторое время становилось легче.
Через три дня (все это время она ничего не готовила и не ела, искренне не понимая, зачем это вообще делать), поправляя бабушкину кровать, обнаружила очередной листочек… а на нем: «Ты вообще-то и так худовата, на мой взгляд, а становиться похожей на самоходную вешалку для одежды не самое лучшее, что ты можешь сделать со своим организмом. Неужто ТЕБЯ — и вдруг привлекла карьера манекенщицы?» Катька сперва долго рассматривала бумажку… а потом, то плача, то посмеиваясь, варила на кухне овсянку… и только проглотив первую ложку, вдруг ощутила зверский голод… и в сахарнице обнаружила: «На самом деле все не так печально. Это правда».