Давид Гай | Катарсис
01.06.2018 ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Роман
Перед вами, уважаемые читатели, заключительная часть трилогии, посвященной путинской России. Предыдущие романы – “Террариум” и “Исчезновение” – увидели свет в США соответственно в 2012 и 2015 гг. (“Исчезновение” одновременно было издано в Украине). Первая книга трилогии переведена на английский и продается на Amazon (David Guy, The Terrarium). Тексты обоих романов можно прочесть в Сети (za—za.net).
Реалистическое повествование в этих произведениях причудливо переплетается с антиутопией – с присущими ей предсказаниями и предугадываниями, фантасмагорией, гротеском, сатирой… Многое в тексте зашифровано, однако легко узнаваемо.
“Катарсис” по сюжету и манере письма стоит особняком – здесь я в какой-то мере использовал элементы жанра фэнтэзи. Герои повествования, по времени перенесенного в начало 30-х годов нашего столетия, становятся участниками необычного эксперимента по приему таблеток правды, призванных излечить от искривленного, деформированного восприятия действительности. Что из этого получилось, вы узнаете из романа.
Автор
Прошу простить меня за правоту…
Шекспир
Он приучил себя жить с ложью, ибо… не раз убеждался, что ложь удобней сомнений, полезнее любви, долговечнее правды.
Габриэль Гарсиа Маркес
Ещё никому не удавалось побить ложь оружием правды. Побороть ложь можно только ещё большей ложью.
Станислав Лец
Будущему или прошлому – времени, когда мысль свободна, люди отличаются друг от друга и живут не в одиночку, времени, где правда есть правда и былое не превращается в небыль.
Джордж Оруэлл
Теперь мы знаем наперед
И то, что знать не хочется,
И что вот-вот произойдет,
И чем все это кончится…
Марк Вейцман
1
Вереница бело-голубых автобусов с тонированными стеклами в сопровождении полицейских Ford Focus и внедорожников без номерных знаков стремительно двигалась по скоростной линии федеральной трассы. На бортах автобусов привычно сверкали карминные, цвета крови, горизонтально, вертикально и навкосяк уложенные фразы: “Родина – не та страна, в которой живу я, а та, которая живёт во мне”; “Родину любят не за то, что она велика, а за то, что она своя”; “Ты должен посвятить отечеству свой век, коль хочешь навсегда быть честный человек”; “Надо, чтобы родина была для нас дороже нас самих”; “В ком нет любви к стране родной, те сердцем нищие калеки”; “Одна ты на свете, одна ты такая…”
Со стороны могло показаться перемещением общественного транспорта по какой-то своей надобности, но машины охраны, а их было больше, чем автобусов, придавали кортежу некую неведомую непосвященным таинственную значимость. Впрочем, посторонних не волновало, кто, куда и зачем едет; взгляд вчуже не фиксировался на кортеже, а если и замирал, то на мгновение-другое, касательно же бортовых изречений, то и тут ничего особенного не наблюдалось – ими или похожими испещрены были улицы и площади, пролеты мостов и въезды в тоннели, парки и скверы, вокзалы и аэропорты, жухлая трава вдоль железнодорожного полотна и фасады зданий. Жители Славишии привыкли к ним, просыпаясь и отходя ко сну с неколебимым ощущением, что так было всегда.
Некоторые пожилые, одолеваемые заполошными, навевавшими неизбывную горечь и залетейскую тоску мыслями, против воли вспоминали когда-то прочитанное о Годах Страха и Морока: крытые фургоны с надписями “Хлеб”, “Мясо”, “Молоко” тайно перевозили арестованных врагов народа, и никто не должен был догадаться, кто внутри, но – догадывались и молчали. Ознакомление с подобной неположенной литературой, понятно, отнюдь не поощрялось, ее в свое время изъяли из библиотек и книжных магазинов, но полностью уничтожить память о происходивших допрежь событиях столетней давности не смогли, хотя очень старались.
Разглядеть сквозь тонированные стекла стремительно мчавшихся автобусов лица пассажиров не представлялось возможным, да никто из редких пешеходов обочь трассы и водителей обгоняемых легковых и грузовых машин не горел особым желанием. Едут себе и едут по своим надобностям, кому какое дело…
Автобусы и эскорт сопровождения остановились на парковке у лишенного архитектурного изыска скучного девятиэтажного, цвета терракота, здания без балконов. Оно напоминало поставленный на попа спичечный коробок. В этот момент откуда-то с навершья ударила музыка и зазвучали записанные на пленку исполняемые хором слова замечательной, тешащей душу, известной всем жителям страны песни: