– Что я хочу… А какие желания могут быть у незамужней женщины с взрослой дочерью и двумя маленькими внуками… Здоровья близким, успеха доченьке в бизнесе, ну, а себе – счастья в личной жизни, – и захохотала по-прежнему, громко и нутряно, только на сей раз с примесью горечи. – Но главное, чтоб несчастья стороной обошли…
– Андрей Болконский говорил: “Я знаю в жизни только два действительные несчастья: угрызение совести и болезнь. И счастие есть только отсутствие этих двух зол”.
–Во-во, и я о том же – чтоб никто не болел, – отозвалась Юл. Угрызение совести пролетело мимо пущенной в никуда стрелой, не коснулось, не задело. – Теперь твоя очередь. Валяй, писатель, фантазируй.
– Никаких фантазий, самое земное, реальное: благополучия семье моей дочери и внукам, у меня их двое как и у тебя. Видишь, какие совпадения. А чем твоя занимается?
– О, у нее замечательный бизнес! – оживилась Юл. – Продает картины по номерам.
– Что это? – не понял Дан.
– А вот что. Картины по номерам – это холст или картон с нанесенными контурами рисунка. Участки на картине и баночки с красками пронумерованы, чтобы легко определить, какой краской тот или иной участок раскрашивать. В итоге получится картина, очень похожая на оригинал. Уразумел?
– Выходит, каждый желающий может стать художником. И много таких находится?
– Уйма. У нас семейный бизнес – Марина, так дочку зовут, меня к себе пристроила, я вроде ее зама: связи с магазинами, контакты с поставщиками, ну и всякое другое… Многие любители раскрашивания по номерам покупают картины на холсте, хотят почувствовать себя настоящими живописцами. “Картон – это раскраска, а холст – картина!”
– Но это же ширпотреб…
– Не суди строго. Пусть и ширпотреб, как ты изволил выразиться, – в голосе легкая обида, – зато люди при деле, удовольствие получают, а много ли в нашей скудной жизни удовольствий… То-то и оно. Да и стоят такие наборы недорого, в общем, по карману простому люду. Нарисуют они птичек, зверушек, пейзажи, натюрморты, портреты, купят в наших же фирменных магазинах рамки, повесят на стены – и радуются. Мы им хорошее настроение создаем. А от твоих книг, к примеру, легче на душе им становится, или тоску такую в них вгоняешь, что жить не хочется, а?
– Против такого аргумента возразить нечего. Ты права, – криво улыбнулся. – От моих сочинений веселее точно не будет.
– Ладно, вернемся к нашей теме, – примирительно. – Что еще хочешь себе и близким пожелать?
– Дай подумать… Хочу дожить до того момента, когда не придется участвовать в экспериментах типа нашего, когда ложь от правды будет отличима и угнетенные мозги сограждан наших хорошенько проветрятся.
Прозвучало выспренно, стало неловко за свое откровение. В конце концов, я же не знаю Юл, чем дышит, что внутри у нее, могу только догадываться, не более… С другой стороны, не стала бы добровольцем эксперимента, если бы… – не завершил мысль. Но что-то внутри требовало продолжения: пляска метеоритов, вздохи спящего леса, знобкое, будоражащее присутствие женщины – все вместе и еще нечто неуловимое, неосязаемое сняли неловкость, и Дан заговорил неожидаемо горячо и страстно, стремясь выговориться исчерпывающе и до конца, доверившись спутнице.
– Пойми… Никакая власть не в силах заставить людей жить по ее законам; компостируй им мозги, зомбируй, забивай ватой, засерай – все без толку, ищет человек и находит свою нишу, чтобы укрыться, иначе не выжить. Сколь не давит государство, не пытается полностью, без остатка, растворить в себе, послушными и безропотными сделать – всегда островки остаются незанятой, неподвластной никому территории внутри каждого из нас, вроде пузырьков воздуха в заполненном водой графине с плотно ввинченной пробкой. Счастливы и несчастливы мы вне зависимости от государства, хорошее оно или плохое, ему только кажется, что оно владеет нашими душами – фигушки, ничего подобного, мы постигаем каждый свое сами, часто не благодаря, а вопреки. Мы как резиновые мячики: сжимают нас, давят, мнут, а мы упорно прежнюю форму принимаем.
Дан обнял ее, Юл не противилась. Через несколько секунд она мягко высвободилась.