Юл уводила глаза. Не хватало еще расплакаться перед этим уродом…
Собрав остатки воли, только и вымолвила дрожащим голосом:
– Мы таблетки глотаем, чтобы мозги прочистить, от ваты избавить, а вы следите за нами… Зачем тогда вся эта бутафория…
– Дорогая Юл, это разные вещи, не смешивайте, эксперимент – одно, а безопасность – совсем иное. Следили и следить будем. За всеми неблагонадежными – кадров у нас хватит. И вот еще что. О нашей беседе никому ни звука, особенно вашему дружку, предупреждаю.
Покинув злополучную комнату, Юл поднялась к себе и прилегла в одежде на постель. Мысли путались и обрывались, как нитки в руках неумелой портнихи. Надо будет объяснить Дану, почему проигнорировала очередную встречу в кинозале, придумать что-нибудь. Как теперь строить с ним отношения… Все рассказать, послав подальше Юрия с его предупреждением? Неизвестно, как Дан отреагирует, поверит ли в искренность признания, не посчитает ли нежелательным для себя продолжать их связь? В крайнем случае, придется водить гэбистов за нос, врать, рассказывать то, чего не было – можно на этом вынужденном вранье засыпаться, а тогда… тогда начнут мстить Марине, законопатят бизнес. А жить на что? О господи, надо же так влипнуть: был бы месте Дана нормальный мужик, без заморочек, никакой не писатель, а работяга простой или служащий, лучше всего, чиновник, и не пристали бы к ней соглядатаи, не потребовали шпионить и доносить.
Исподволь удивительным образом вызревало навеянное растерянностью смутное отчуждение к человеку, который еще вчера казался близким, она начинала строить планы на счет совместного житья, Дан виделся, возможно, мужем – а почему нет? И вот все псу под хвост, все надежды, устремления. Нет, так нельзя, пыталась себя остановить, ей с Даном хорошо во всех смыслах, никаких сожалений, угрызений – но неминучая мысль-древоточец продолжала угрызать.
Она встала с постели, потерла переносицу, подергала мочки ушей, пытаясь снять наваждение, открыла холодильник, налила водки на донышке стакана, выпила и начала маятниково ходить по комнате. В конце концов, ничего страшного не произошло, никто ничего не знает и не узнает, Дану о разговоре с Юрием ни слова, для гэбни попробую под дурочку сыграть: ничего опасного в речах дружка нет, мы в основном бытоустройство новое обсуждаем, возможный мой переезд в столицу, и о сексе говорим – оба это дело обожаем, а о политике – ни-ни. Поверят или не поверят, их дело. А может, вообще обо мне забудут – мало ли таких, как я, пытаются в свои сети завлечь, каждую овцу пасти – столько чабанов не настарчишь…
Так пыталась успокоить себя, замирить со случившимся, найти оправдания – и чем сильнее старалась, тем хуже получалось.
Днем позже, после обеда, чем-то встревоженный Лео (было видно по его сумрачному лицу) отвел Дана в сторону и попросил срочно выйти на улицу, захватив с собой Юл. По части отдыха на природе к концу пребывания в пансионате вышло послабление, гулять теперь можно было в любое время. Дан не стал задавать наводящие вопросы, чувствуя – приключилось нечто серьезное.
Лео и Капа уже ждали на выходе. Соединившись, четверка двинулась аллеей, вминая сырые нехрустящие липнущие к подошвам листья, дамы раскрыли зонты – сухая погода сменилась мокрядью, когда дождь не сеялся, а стоял в воздухе, колючий, противный, мужчины обошлись без зонтов, предпочтя кепки и поднятые воротники плащей. Лео залучил компанию вглубь леса, на одну из боковых дорожек, спереди и сзади никого не было видно.
– Ну, здесь можно общаться без посторонних, е.. их мать, – ругнулся и с места в карьер: – Капитолина, излагай.
Та подняла красный зонт повыше, чтобы присутствующие могли приблизиться и не уткнуться головами в раскрытый купол, и начала:
– Меня сегодня утром вызвали к гэбэшнику, назвался Юрием, а как его на самом деле, хрен знает. Учтивый, шутки-погудки, выспрашивал про нас про всех, из его реплик поняла, да он и не скрывал: нас весь месяц прослушивали. Куда уж мастера эти засунули свои игрушки, один бог ведает. В общем, знают, о чем мы гутарили. Я как поняла, так в крик: “Не имеете права! Это незаконно!”, а он ржать начал: “Это мы-то не имеем?! Ха-ха”.