Бесспорно, меркантильный интерес, на который намекал приятель, не стал решающим в желании поучаствовать. Конечно, доллары не помешают, тем более, один бакс стоит почти сотню рублей, но суть не в деньгах – Дан сводил концы с концами, не надеясь на литературный заработок, вполне мизерный. Давно разведенный, без претензий со стороны бывшей второй половины, переводчицы, бросившей его, страстно влюбившись в итальянского деловара и отбыв с ним в Сицилию, он, больше не женившись, поднял с помощью родителей на ноги двенадцатилетнюю дочь. Бывшая жена пыталась ее забрать – он проявил упорство, включил все связи и разрушил планы беглянки. Обитала дочь после замужества в Эстии и вместе с мужем, как все аборигены, неразговорчивым и себе на уме, растила двоих мальчишек, внуков Дана. Виделись они два раза в год, летом и зимой, притом ездил к ним Дан, поскольку дочь и ее семейство терпеть не могли Славишию.
Он остался в двухкомнатной квартире на Земляном Валу. Сдача квадратных метров внаем гарантировала более-менее сносный прожиточный уровень, разумеется, без излишеств, а сам иногда бросал якорь у женщин, с которыми сводила судьба, но больше времени жил на доставшейся от отца с матерью, научных работников, невзрачной одноэтажной деревянной даче в западном направлении, в двадцати пяти километрах от столицы. Дан обожал дачу, пусть и выглядела гадким утенком среди роскошных коттеджей нуворишей, здесь ему хорошо думалось и писалось.
Многое окрест столицы изгадилось, западное же направление осталось наиболее чистым и пригодным для жилья, здесь скупили земли и обосновались министры и прочие высокие чиновники, новоиспеченные воры и бандиты, с чьей-то легкой руки именовавшиеся олигархами и просто предпринимателями, чья предприимчивость тоже была замешана на крови и жульничестве, только им повезло меньше и состояние их оценивалось не миллиардами, а цифрами, усеченными на три нуля; модные артисты, режиссеры, телеведущие и прочая публика, именуемая элитой, включая так называемых светских львиц, которых прежде звали совсем иначе.
Обитал в тех местах, в одной из разбросанных по стране Резиденций, и прежний Властелин. Оглядеть и оценить поместье во всей его целокупности можно было только с высоты птичьего полета, но вездесущие воробьи, овсянки, галки, вороны, синицы не умели разговаривать по-славишски, равно как и на других языках, их птичьи пересуды никому не понятны, к тому же маловероятно, что птицы обмениваются впечатлениями относительно увиденного на земле – мало ли красот, над которыми доводится им пролетать; еще можно было увидеть постройки с вертолета – поместье имело вертолетную площадку – однако удовольствие это доступно было лишь входящим в специальное авиаподразделение и, понятно, самому Властелину и его личным телохранителям, не покидавшим его ни на шаг, другим же пилотам и пассажирам категорически запрещалось появляться в небе над Резиденцией в радиусе 30 километров, а если каким-то невероятным образом появятся, ослушавшись приказа, то будут немедленно уничтожены ракетами класса “земля-воздух” – установки по их запуску замаскировали на отдельном участке Резиденции, эти же ракеты являлись средством защиты при атаке террористов с воздуха – такая ситуация на всякий случай тоже предусматривалась, равно как вырытый на большой глубине и забетонированный бункер, где в случае чего можно будет укрыться, жизнеопеспечения бункера хватит на полгода.
По поводу Резиденции ходили разные пересуды, а больше слухи, поскольку внутри мало кому доводилось бывать: кто-то говорил о немыслимой роскоши, кто-то, напротив, подчеркивал ее скромность и многофункциональность; на самом же деле присутствовало и то, и другое, смотря с чем сравнивать – сменяемый президент Заокеании имеет две резиденции, Белый дом и Кемп-Дэвид, а вот исповедовавший идеологию чучхе любимый вождь и суровый аскет, много лет бессменно правивший в голодной стране, в которой за провинности отправляют на работу в соляные копи и человек помирает через год-полтора, он имел двадцать резиденций, доставшихся после его кончины сыну-наследнику власти: в одну проведен десятикилометровый воздуховод из соседнего соснового бора, в другой – семь этажей, но при этом каждый этаж равен четырем обычным – здесь чиновников заставляли танцевать на столах с обнаженными женщинами, но не притрагиваясь к ним, а рыбу вождю подавали разделанной, но живой, с неповрежденными жизненно важными органами.