Выбрать главу

Корбин был намного больше, чем данные его досье заставили меня поверить. Когда он вскочил, меня поразило больше ста килограммов. Его свирепый прыжок сделал бы честь борцу-тяжеловесу. Мне чуть голову не оторвало.

Его тяжелые плечи врезались в меня, выбили из равновесия и швырнули в дверь, кувырком вниз по узкой лестнице, которая тянулась подо мной. Все, что я мог сделать, это протянуть руку и схватить его за воротник, чуть выше галстука, и продолжать держаться за него. Если бы мне пришлось спускаться по этой лестнице, подумал я, по крайней мере, он полетел бы со мной.

Я болезненно приземлился на плечо пятью ступенями ниже и свернулся калачиком. Только инстинкт спас меня. Я должен был сломать себе шею. Но я втянул голову и сосредоточился на том, чтобы позволить Уолтеру Корбину перевернуться через меня головой вперед, надеясь, что он всем своим весом ударится о стену узкой лестницы позади нее.

Я перевернулся несколько раз. При третьем перевороте я прижался к лестнице, держа руки под собой, чтобы смягчить падение. И я увидел , как Корбин вышел из того тесного клубка, которым он стал, прислонившись к стене, и повернулся ко мне, как будто ничего не произошло.

Он начал с левой, которая пролетела мимо моей головы, как пуля. Я чувствовал в нем грубую силу, хотя он и не попал в меня. В этой руке была сталь. И, подумал я, мне лучше не подходить к нему слишком близко. Я сделал финт левой, а затем ударил его правой прямо в кадык. Затем я отступил к следующему лестничному пролету, чтобы получить пространство для маневра.

Этого было недостаточно. Корбин был сделан из чистой стали. С выражением холодной ярости на грубом лице, он поднял глаза и снова бросился на меня. Я отошел в сторону и нанес ему короткий резкий удар по почкам. Это был хороший, сильный удар, в нем было много силы. Я был достаточно близко к нему, когда пришел удар, и это было похоже на удар, который заставит всех остальных неделю ходить с тростью и мочиться кровью. Но это едва заставило его наклониться. Дыхание вырывалось тяжелым и свистящим через раздутые ноздри. По его виду я понял, что ему больно, конечно, но он снова замахивался на меня кувалдой как раз в тот момент, когда я схватил Вильгельмину, спрятанную под мышкой.

Он был быстр для большого человека, слишком быстр. Пистолет перелетел через мое плечо и с грохотом упал на несколько лестничных пролетов. Левой, которой Рокки Марчиано мог бы гордиться, он попал мне прямо в сердце.

Меня еще никогда так сильно не били, и на мгновение он оглушил меня. Сила внезапно исчезла из моих ног, когда он выбил из меня весь воздух. Я рухнул и покатился вниз по следующему лестничному пролету. На этот раз у меня не хватило присутствия духа свернуться клубочком и позволить себе мягко упасть. У меня была острая боль в затылке, и последнее, что я видел, был Корбин , приближающийся, готовый прыгнуть на меня сверху и рухнуть на меня со своей сотней килограммов веса, преследуя меня…

И тут что-то встряхнуло меня.

Бетонная лестница — это акустический ужас. Он усиливает низкие частоты и приглушает высокие. Вам бы не хотелось услышать там большой французский пистолет MAB P15 с патронником под 9-мм патроны Parabellum. Я слышал это, и я никогда не хочу слышать ничего подобного снова... если я снова не окажусь в подобной ситуации; еще через неделю после этого я оставался гиперчувствительным к громким звукам. У P15 самый большой магазин из всех пистолетов в мире — пятнадцать патронов, — и я слышал, как все пятнадцать лязгнули надо мной, позади обнаженной спины Корбина. Я думал, что стрельба никогда не прекратится.

Просто поверь мне на слово. Неинтересно, что происходит с человеком, когда все пятнадцать пуль попали ему выше промежности.

Уолтер Корбин просто развалился. Первой пули, подумал я позже, было бы достаточно, чтобы убить его. Она попала ему прямо в спину, в поясницу, и разрушила достаточно жизненно важных органов, чтобы все прояснилось. Но Корбин был большим человеком, достаточно большим, чтобы упасть. И когда его тело медленно рухнуло надо мной, я увидел, как следующие восемь пуль пронзили его, унося с собой кости и кишки. Три пореза на его талии разорвали ее, как будто кто-то чистил рыбу. Другой разорвал ему шейные позвонки, голова дернулась, а горло открылось фонтаном крови. Затем еще одна очередь выстрелов, и голова Корбина взорвалась, как гнилая тыква. Лицо просто исчезло. Парабеллум делает чертовски большую дыру спереди, когда из него стреляют сзади на таком коротком расстоянии.

На пятнадцатом патроне звук прекратился. Стрелок считал выстрелы, как и я. Он даже не нажал на курок в шестнадцатый раз, чтобы услышать щелчок в ответ. Он только что перестал стрелять.